Владимир Винокур - Смех без причины

Я поехал к генеральному директору Росконцерта с просьбой дать мне соответствующее письмо. В приемной секретарь спрашивает меня:

– А вы кто?

Я просто не знал, что ответить. И в эту самую секунду раздался звонок, и по словам секретаря я понимаю, что звонит Владимир Натанович. Я выхватил трубку, объяснил ситуацию, и мне дали заветное письмо, с которым вместо требуемых тридцати метров габардина получил триста. В то время подобные разнарядки на небольшое количество товара не выдавали. В общем, этим белым габардином мы одели весь Росконцерт.

Что и говорить, приходилось выкручиваться, быть пронырой, что-то вечно доставать. Зато если удавалось что-то достать, то уже в таком количестве, что не только для Винокура, но и для Лещенко, и для Кобзона, и для всех остальных.

После этого я стал полноправным администратором и членом коллектива Владимира Винокура. Есть даже запись соответствующая в трудовой книжке. Дальше стал директором. Началась перестройка и вольная жизнь. При Советском Союзе было много плюсов, но были и совершенно драконовские методы распределения труда. И оплата ничтожная.

А тут свобода!!! Мы были вторыми, кто ушел из Росконцерта. Первой стала Алла Борисовна Пугачева с Театром песни. Вторыми ушли мы. Сделали фирму «ВиДос» – Винокур плюс Достман, а при ней создали Театр пародии Владимира Винокура.

Ярких моментов было много. Мотались по стране с гастролями. Говоря о стране, я имею в виду Советский Союз, потому что мы застали еще то время. Где нас только не носило! По таким городам, названий которых многие даже и не слышали никогда. Веселья было!!! А главное – любимая работа. Благо к тому времени уже могли неплохо зарабатывать, что давало возможность отлично проводить время. У нас был один из самых веселых коллективов.

После концертов традиционно собирались, вспоминали различные веселые истории. Помню, в Донецке был случай. Мы умели веселиться, и в то же время коллектив был очень дисциплинированный, потому что иначе трудно передвигаться. Когда в месяц переезжаешь по три-четыре раза, да еще с аппаратурой, с костюмами, с реквизитом, с чемоданами многочисленными! А если ночью? А если в пять утра? Вот мне и приходилось требовать четкой дисциплины, да и самому быть в тонусе.

И вот Донецк. Ранний отъезд. Автобус и легковушка для Винокура. Он, слава богу, человек без фанаберии, и я предложил ему поехать в автобусе вместе с коллективом, чтобы не держать дополнительно машину. Володя согласился. Сели в автобус, поехали, мест всем хватает. А у нас было заведено, что один из наших рабочих, выходя из гостиницы, заходил к Винокуру в номер, забирал его чемоданы, выносил и складывал в машину. Он пришел как всегда, забрал вещи, мы с Винокуром это видим, спускаемся, садимся спокойно в автобус и едем в аэропорт. Долго едем, уже приближаемся к аэропорту, и тут нас обгоняет таксист, останавливает и говорит:

– Ребят, я прошу прощения, но я стоял возле гостиницы с открытым багажником, какой-то бородатый мужик вышел, положил ко мне в багажник ваши вещи, сам сел в автобус и уехал! Я не понял, что произошло, но когда увидел, что Винокур с ним в автобусе, то решил вас догнать.

Мы всем автобусом поворачиваемся к тому самому рабочему с одним только вопросом:

– Ты что, сумасшедший? Положил вещи в чужую машину, видел, что Винокур едет с нами, и сидишь молча!!!

Ответа не последовало, зато посмеялись все от души. И таких казусов было великое множество. Знаете, ум за разум заходит, когда по двадцать-тридцать дней на гастролях, не заезжая в Москву. Поэтому и зеленые концерты устраивали с розыгрышами на сцене, это было принято. Было весело, когда сговаривались между собой. У Винокура номер был с цыганскими танцами, и в одном месте он пускался в пляс, а артисты падали в это время к его ногам.

Подговорить артистов не составило труда, и на очередном выступлении, упав в ноги к Винокуру, они схватили его покрепче и не дали плясать. А он же по привычке пустился в пляс, еле устоял на ногах… В другом номере он выходил с мешком, так чего только мы ему туда не засовывали, в этот мешок! Отвечал он примерно тем же, рассказывать не буду.

Помню, были в Харькове, нас просили посетить колонию для малолетних преступников, бывшую Республику ШКИД. Сначала устроили экскурсию, а потом был концерт.

Мы вышли на сцену, начали выступать, открыли фортепиано – немая сцена, ни одной клавиши! Оказалось, что из этих клавиш воспитанники колонии мастерят какие-то поделки. Мы с Володей вышли, переглянулись и решили подарить им новое пианино. Купили и послали. И до сих пор вспоминаем лицо нашего музыканта, когда он сел за инструмент и не увидел ни одной клавиши. И смешного хватало, и грустного. Есть одна грустная история, которую я буду помнить всю жизнь, но об этом чуть позже, поскольку веселых моментов было больше.

Дело было на гастролях в Германии. Мы очень много работали в Западной группе войск. А Вова, он человек мира, со всеми находит общий язык. В Вюнсдорфе, на гастролях, жили в генеральском домике, а коллектив разместили в общежитии. Естественно, шумели и веселились.

И какой-то генерал из соседнего домика на нас пожаловался, что ведем себя плохо, шумим. Кончилось тем, что после тщетных попыток объясниться командующий отрядил какого-то страшного генерала, который должен был по идее выселить нас из этого домика в общежитие. Я Вову спрашиваю: «Что делать?» Он распорядился накрыть на стол. Накрыли выпить-закусить. Заходит строгий генерал с насупленными бровями. Вова его за стол приглашает, а тот отказывается, что-то нам выговаривает.

Проходит ровно пятнадцать минут, и мы видим совершенно иную картину, прямо противоположную. Все кончилось братанием.

А 27 января 1992 года произошла трагедия. Мы жили недалеко от Вюнсдорфа и передвигались на микроавтобусах (коллектив и аппаратура) и на легковых автомобилях. Обычно в первом ехали мы с Владимиром Натановичем, а во втором полковник Коля Обеленцев – начальник ЦДСА, сопровождавший нас в поездках. И вот на обратном пути сломался один из легковых автомобилей.

Я свое место рядом с Винокуром уступил Обеленцеву, Фиму Александрова посадил в микроавтобус, где ехал коллектив, а сам сел в автомобиль с аппаратурой. Мы ехали прямо за машиной Винокура, а январь, гололед. И эта машина на наших глазах врезалась в дерево. Серьезная авария зимой в чужой стране на проселочной дороге, где тишина полнейшая.

Водитель, который был со мной, наотрез отказался даже подходить к разбитой машине. А я начал всех вытаскивать. Погибшего водителя вынуть не смог, смог только Обеленцева Колю, который, к сожалению, погиб. Но я не знал этого, думал, просто без сознания, заворачивал его в какие-то одеяла… Вытащил Винокура, у которого ноги были практически отдельно от всего остального.