Ричард Овери - Сталин и Гитлер

Между тем о наступлении личных диктатур сигнализировали не эти два съезда, состоявшиеся в 1934 году, а два убийства, совершенные в этот период. Первым было убийство Эрнста Рема, главы СА, который был расстрелян по приказу Гитлера в подвале Штадельхеймской тюрьмы в Мюнхене во второй половине дня 1 июля 1934 года. Вторым было убийство популярного секретаря Ленинградской организации коммунистической партии Сергея Кирова, совершенное 1 декабря 1934 года, когда тот направлялся в свой кабинет в Смольном. В обоих случаях и Сталин, и Гитлер воспользовались этими убийствами для демонстрации того, что они теперь стоят выше закона; это выражение неограниченной личной власти было важнейшим элементом, позволяющим характеризовать этих двух персонажей как диктаторов. Назначение Рема главой СА в 1930 году было связано с желанием Гитлера вознаградить старого партийного бойца и покончить с мятежными элементами в рядах СА. Результат оказался прямо противоположным. Рем сформировал намного более многочисленную и лучше вооруженную организацию и видел себя, подобно Штрассеру, не рядовым лейтенантом, а скорее коллегой Гитлера. В 1933 году СА оказались вовлеченными в целую серию яростных столкновений, официальных и неофициальных, с противниками своего движения. Члены СА рассчитывали на то, что национальная революция вознаградит их офисом или работой, но на деле многие из них так и остались безработными; шли разговоры о том, что СА намеревается взять на себя функции полиции, а может, даже и роль германской армии, которая, насчитывая всего 100 000 человек – количество, разрешенное по Версальскому договору, составляла лишь одну двадцатую часть всей партийной милиции. Гитлер колебался – следует ли ему отстранить своих консервативных союзников по национальной коалиции и летом 1933 года осадил их устремления. Но на следующий год амбиции Рема и его стремление к расширению национальной революции усилились. Он открыто пестовал идею создания армии СА и военно-воздушных сил СА, чтобы взять на себя защиту Рейха; члены СА стали чаще восхвалять культ своего собственного лидера, а не культ Гитлера. В начале лета 1934 года настроение большей части членов СА характеризовалось негодующим радикализмом144.

Гитлер встал перед трудным выбором, так как численность СА росла вместе с движением, ставшим символом его долгой и кровавой борьбы за власть. Угрозы со стороны армейских командиров в июне 1934 года начать действовать, если Гитлер ничего не предпримет, вынудили его, пусть и неохотно, согласиться с тем, что Рем должен быть устранен. В тайной полиции имелось большое досье на пламенного гомосексуалиста – лидера СА и многочисленные данные о связях Рема с фон Шлейхером, конспиратором, пытавшимся завлечь Штрассера в правительство в декабре 1932 года. Поддержанный другими руководителями партии, Гитлер планировал переворот на конец июня 1934 года под предлогом того, что Рем намеревался свергнуть правительство и отдать Германию в руки иностранных властей (обвинение, достойное сталинских процессов в годы чистки). 30 июня на фоне чрезвычайно драматичных событий в Берлине, Мюнхене и других городах Германии началась расправа над лидерами СА: их затаскивали в тюрьмы и там расстреливали люди из охранных отрядов (СС) – одетые в черную форму охранники Гитлера. В тот же день Шлейхер, Штрассер и горстка других выдающихся критиков и оппонентов Гитлера были расстреляны по обвинению в том, что они также были участниками заговора. Всего было зафиксировано восемьдесят пять убийств, но цифра почти наверняка была выше, поскольку партийные лидеры сводили все старые счеты145.

Гитлер самолично арестовал Рема. Долетев на самолете до Мюнхена, потом пересев на автомобиль, он доехал до отеля, в котором остановились Рем и Эдмунд Хайнс, лидер СА в Бреслау. Гитлер ворвался в спальню главы СА, размахивая револьвером и крича на него: «Ты арестован, свинья»! Обескураженного Рема передали в руки двух людей из СС, которые набросили на него одежду и, скрутив, посадили в ожидавшую их машину, чтобы отправиться в Штадельхеймскую тюрьму в Мюнхене. Рем был последним, кому было суждено умереть. Гитлеру оказалось непросто сохранять хладнокровие, отправляя на смерть своего очень давнего товарища. Вспоминая то время, когда десятью годами раньше он вместе с Ремом предстал перед судом за государственную измену, он плакался однажды Гессу: «Было время, когда он стоял рядом со мной в Народном суде»146. На следующий день Гитлер позволил Рему застрелиться. В камере, где он сидел, оставили заряженный пистолет, и Рему дали десять минут на принятие решения. Не услышав ожидаемого выстрела, эсэсовский комендант расположенного вблизи концлагеря Дахау Теодор Эйке вошел в камеру и в упор выстрелил в обнаженную грудь Рема. В тот же день армейский командир полковник Вернер фон Бломберг объявил армии, что Гитлер спас нацию от предательства «с истинно солдатской решимостью»147. На заседании кабинета 3 июля был согласован закон, по которому смертные казни без суда стали считаться «оправданными соображениями необходимости защиты государства». Министр юстиции Франц Гюртнер, старый юрист и не член национал-социалистической партии, подтвердил, что совершенное Гитлером, безусловно, законно148. 13 июля в Рейхстаге Гитлер объявил о фантастических масштабах того, что в действительности было несуществовавшим заговором. К этому он добавил: каждый должен знать «на все времена», что того, кто поднял руку на государство, ожидает «неминуемая смерть». Президент рейхстага Германн Геринг, организовавший чистку рядов СА в Берлине, заявил собравшимся делегатам, что «мы все всегда одобряем то, что делает наш фюрер»149. Гитлер был публично признан человеком, без сомнений стоящим выше закона, которому дано неограниченное право приговаривать других к жизни или смерти.

Убийство Кирова, возможно, было совершено по приказу Сталина, однако имеющиеся на сегодня доказательства свидетельствуют о том, что он стал жертвой убийцы-одиночки. Значение смерти Кирова, подобно смерти Рема, состоит в том, что он представлял собой последний возможный барьер на пути к неограниченному единовластию Сталина. Сын мелкого чиновника, Сергей Костриков, выбравший в качестве своего большевистского псевдонима фамилию Киров, был ненамного моложе Сталина и имел долгую и вызывающую пиетет революционную биографию, которая привела его в феврале 1926 года на пост руководителя Ленинградского комитета партии в качестве сталинского эмиссара, призванного искоренить левую оппозицию. Это был вдохновенный руководитель, живший весьма напряженной жизнью (страдал алкоголизмом), энергичный, с приятной внешностью, широким, по-юношески молодым лицом, и выдающийся оратор, который был, по свидетельству тех, кому довелось слышать его в первые дни его работы в Ленинграде, «страстным, убедительным и вдохновляющим»150. В 1930-х годах он считался лояльным сторонником Сталина и, как и Рем, временами эсктравагантно демонстрировал эту лояльностью на публике. Его личные взгляды были куда более критичными. Как говорят, накануне «съезда победителей» группа старых большевиков пыталась уговорить его сделать попытку занять место Сталина, но он отклонил это предложение. На самом съезде, однако, он занял место не на сцене, что позволяло его положение в партии, а сидел рядом с ленинградской делегацией. Произнесенная им на съезде речь, разбавленная традиционной гиперболой в адрес Сталина, была спокойной, неэмоциональной и безличной, там где Сталин был тверд и бесстрастен. Речь Кирова приветствовали стоя, наградив ее бурей оваций. Когда прошли выборы в Центральный комитет, Сталин получил 1056 из посчитанных голосов, а Киров – 1055. Но позднейшие свидетельства говорят о том, что, по-видимому, целых 289 бюллетеней, на которых имя Сталина оказалось вычеркнуто, были просто уничтожены. Если бы не это обстоятельство, Киров стал бы явным победителем, а власть Сталина сильно пошатнулась, хотя он вряд ли был бы смещен.