Самсон - Самсон. О жизни, о себе, о воле.
– Расскажи о своей жизни на малолетке, – предложил Клим.
– Только не пытайся что-то приукрасить или скрыть. По понятиям, если ты жил там обычным пацаном, это еще ни о чем не говорит. Все прекрасно понимают и знают, что такое малолетка, и поэтому ничего тут зазорного нет. Можно сказать, что ты только сейчас вступил в настоящую арестантскую жизнь, – прищурив глаза, посоветовал Авдей.
Прежде чем начать, я еле заметно усмехнулся, понимая, что это настоящий развод. Воровская жизнь не может быть до или после. Она либо есть, либо ее нет. Каждый сиделец, перешагнув впервые порог тюрьмы, должен ясно понимать, кем он хочет быть в этом непростом мире. И тут уж нет никакой разницы, с чего ты начинаешь – с малолетки или сразу попадаешь на взросляк. Многие думают, что на малолетней зоне можно прожить рядовым, а потом, придя во взрослую колонию, стать блатным, но так не бывает. На то оно и отрицалово, в котором ты при любых условиях должен жить по понятиям.
Я вкратце рассказал свою историю жизни на малолетке. По удивленным выражениям лиц понял, что братва никак не ожидала услышать ничего подобного. Но в их глазах просматривалось и сомнение. Все-таки не каждый день услышишь, что семнадцатилетний пацан смог с помощью «мойки» разобраться с кучей активистов на красной зоне. Братва понимала, что для этого нужно обладать сильным духом и уверенностью в своей правоте. А такое присуще очень немногим людям – не только здесь, в тюрьме, но и на воле.
– Ну, что сказать, Самсон? Признаюсь, удивил ты нас. Таких людей редко приходится встречать. А уж среди молодежи и подавно. Думаю, если так пойдет, то будет из тебя толк. Занимай шконку возле нас.
Все время, пока я находился в ожидании отправки во взрослую зону, общался с Авдеем и его окружением, выполняя разные мелкие поручения. Когда пришла пора покидать камеру, Авдей позвал меня к себе, и мы долго разговаривали с ним на тему, как жить дальше и что меня ожидает в дальнейшем.
– Понимаешь, Самсон, там, куда ты сейчас отправишься, то есть в зону, все будет по-другому. Тюрьма и зона – это два разных мира. Здесь мы живем в закрытом пространстве и как-то стараемся притереться друг к другу, чтобы не превратиться в пауков в банке. А на зоне начинается свободная жизнь. Во-первых, там у тебя будет свободное перемещение по территории колонии. А это само по себе начинает расслаблять человека. Это здесь ты можешь контролировать движение каждого арестанта, потому как он находится у тебя на глазах. А на зоне у каждого своя житуха, и уследить за всеми даже чисто физически невозможно. Поэтому старайся всегда быть начеку. В зоне люди начинают вести себя совершенно иначе. Тот, кто сегодня кажется тихоней и где-то даже лопухом, на зоне может измениться совершенно в другую сторону. Многие здесь предпочитают находиться в тени и, лишь придя на зону, проявляют себя. И еще, Самсон… – Авдей задумался, и я увидел, что слова даются ему с трудом. Позже я понял, почему так получилось. – Я вижу в тебе сильного, волевого человека, который со временем многого добьется в этой жизни; только у тебя еще пока мало опыта. А его, кроме как пожив этой жизнью, никак не получишь. Есть такие вещи, о которых тебе, возможно, никто никогда не скажет, но они всегда присутствуют в воровской жизни, как ни крути. Среди братвы и даже среди воров попадаются люди, которые в погоне за достижением своих целей могут шагать по головам.
Услышав последние слова про воров, я вскинул удивленный взгляд на смотрящего.
– Да, Самсон, поверь мне на слово, это так. Не стоит верить всему тому, что ты слышишь или видишь. Многое в этой жизни построено на обмане и коварстве. Лишь немногие из воровского мира могут открыто сказать, что за всю жизнь не пошли на сделку со своей совестью. Особенно опасайся тех, кто уже будет стоять почти на одной ступени с ворами. Ты должен понять, что жизнь авторитета – это еще и власть над людьми, а человеческие пороки всегда брали верх над человеческими достоинствами.
– Что же, по-твоему, получается, что никому нельзя верить? – не согласился я.
– Я этого не говорил. Просто нужно всегда уметь видеть истинные намерения человека. Тогда тебе станет понятно, кому можно доверять, а кому – нет. В принципе, воровская жизнь – это практически жизнь одинокого человека. С одной стороны, тебя будут прессовать менты, определяя на долгое время в одиночки, с другой – ты будешь понимать, что только тебе самому придется всю жизнь доказывать свою значимость в этом непростом мире. Будь готов, что в какой-то момент от тебя могут отказаться все те, кто шел с тобою по этой жизни, и что ты можешь остаться совсем один. Но даже тогда ты не должен отчаиваться и отказываться от намеченного пути, ведь только так сможешь добиться того, к чему стремишься. Подумай, почему в нашей арестантской жизни среди такого огромного количества авторитетов лишь немногие добиваются того, чтобы их приняли в сообщество воров в законе? Да потому, что не каждый авторитет сможет выдержать все то, что уготовано ему на пути к такому высокому званию. И даже потом, когда ты, возможно, станешь вором, тебе все равно придется вести борьбу, но только уже более тонкую и на другом уровне…
С годами слова Авдея все чаще приходили мне на ум и все чаще находили свое подтверждение. А уже потом, сын, я сделал вывод, что, в принципе, наша жизнь – это постоянная борьба. В юности ты пытаешься добиться уважения среди своих сверстников; позже, уже став мужчиной, опять начинаешь что-то кому-то доказывать. И так происходит на протяжении всей жизни. Кому-то что-то доказывая, ты в первую очередь доказываешь это самому себе. Борьба ведь происходит не только вокруг, но и внутри тебя, когда ты борешься со своими слабостями или пытаешься воспитать в себе новые качества…
Слова Авдея внесли в мое понимание о воровской жизни некий разлад и смятение. Авдей был не из тех людей, которые мелют что попало, да к тому же он сам принадлежал к блатному миру, поэтому я решил прислушаться к его словам и взять их на вооружение, о чем, кстати, впоследствии ни разу не пожалел.
Итак, мне предстояло попасть во взрослую колонию, где меня, по словам Авдея, ждала совершенно новая жизнь. Нас привезли в ростовскую тюрьму. Да, да, в мой родной город. Только вот теперь я мог смотреть на него через небольшую щель в окне столыпинского вагона, которую нам оставил конвоир. Вокзал жил своей жизнью. На перроне прогуливались пассажиры, кто-то спешил на свой поезд, и никто из них даже не догадывался, что в одном из последних вагонов течет совсем другая жизнь – жизнь заключенных. Я всматривался в лица прохожих, пытаясь узнать кого-то из знакомых, но все было напрасно. Во-первых, сами пассажиры находились слишком далеко, а во-вторых, кого я мог узнать среди взрослых людей, если мне самому только недавно исполнилось восемнадцать лет. Но все равно радостное чувство, что ты приехал в родной город, переполняло меня изнутри. Наш вагон отцепили и перегнали на запасные пути, куда за нами должны были приехать автозаки и отвезти в новочеркасскую пересылку. И уже оттуда каждого из нас отправят к месту конечного следования: меня – на взросляк, кого-то – на строгач, а кого-то – на крытый режим. Еще находясь под следствием, я слышал, что в новочеркасской тюрьме творится беспредел со стороны кумовья. Они сразу дают понять, что в их пересылке осужденные – это никто, что всем там заправляет администрация. А чтобы это было понятно каждому без исключения, очередной этап встречает буц-команда, которую вызывают автоматически.