Розмари Салливан - Дочь Сталина
Обе девочки любили читать. У Светланы была «Антология русской поэзии XX века», изданная в 1925 году. Вместе они читали запрещенные стихи Ахматовой, Гумилева, Есенина. Еще когда они были в десятом классе, Ольга дала Светлане блокнот, исписанный своими стихами. Она чувствовала, что Светлана во многом на нее похожа: у нее тоже было счастливое детство, вдребезги разбитое несчастьем; она тоже была глубоко привязана к ныне отсутствующей матери. В ответ Светлана написала стихотворение для Ольги.
…Сквозь стихи, как сквозь чистые слезы глядяВ ее душу опять и опять,Как ее не пойму, если так же и яТщетно жду мою милую мать…
…Милой девушке светлой, с глазами весныМне сказать захотелось немногоО себе и о том, как мне близко ясныЕе мысли, мечты и тревога.
Хотя это стихотворение и адресовано Ольге, оно, скорее, является элегией к Наде, умершей десять лет назад. В нем говорится об ужасном одиночестве Светланы. Ничто не могло излечить боль потери. Ольга постепенно начинала понимать, что Светлана «ведь сирота».
После своего возвращения в Москву, Светлана проводила много времени на даче в Зубалово. Ее отец, занятый войной, пребывал, в основном, в своем бункере вместе с другими членами Политбюро. Ее брат Василий тоже жил в Зубалово вместе со своей женой Галиной. Ему был двадцать один год, он закончил Военно-воздушную академию имени Жуковского и липецкие курсы усовершенствования командиров авиационных эскадрилий. В октябре 1941 года он был капитаном. В феврале 1942 года уже получил звание полковника.
Его друг Степан Микоян, который был ранен и лежал в куйбышевском госпитале, очень удивился, когда Василий пришел навестить его в форме полковника. Как Василий позднее объяснил Степану, отец запретил ему участвовать в вылетах. Слишком много сыновей партийной элиты уже погибло: брат Степана, сын Хрущева, герой войны Тимур Фрунзе. Василий служил при Главном Штабе ВВС РККА в Москве, в летной инспекции ВВС, которая находилась на улице Пирогова. Он принял участие всего в одной или двух боевых операциях. Хотя Сталин часто бывал с Василием строг и даже груб, он, по-видимому, все-таки любил сына.
Василий окружил себе приятелями-летчиками и обращался с ними как с придворными. Ему нравилось приезжать в «Арагви», его любимый грузинский ресторан, где подавали изысканные блюда даже когда бушевала война и Москву все еще бомбили. Никто ни за что не платил. У одного из них просто было достаточно власти, чтобы обедать бесплатно. Оркестр играл все новые популярные песни, и советская элита хлебала водку под музыку.
Той осенью жизнь в Зубалово превратилась в бесконечную вечеринку. Василий приглашал летчиков, актеров, режиссеров, операторов, артистов балета, писателей и знаменитых спортсменов. По мнению Степана Микояна, он делал это, бессознательно подражая своему отцу, который собирал на своей кунцевской даче избранных членов Политбюро и устраивал застолья, которые продолжались до четырех-пяти часов утра. Большинство людей, собиравшихся в Зубалово, были как-то связаны с войной: летчики совершали боевые вылеты, операторы снимали кинохронику на фронте, часто сидя в окопах или закрепив камеру на броне танка, писатели работали как военные корреспонденты. На этих вечеринках царила хемингуэйевская экспансивность. Все смотрели фильмы в маленьком кинотеатре на даче, все слушали американский джаз, пластинки с которым постоянно менялись на патефоне. Были длинные пьяные ночи, когда все танцевали фокстрот. Для многих возможная близость смерти наполняла каждое мгновение жизни такой полнотой, какая была неведома в мирной жизни.
Василий настаивал, чтобы его сестра принимала участие в этих вечеринках. Светлана почти всегда наблюдала за этими вакханалиями со стороны. По словам ее подруг, которые бывали в Зубалово, таких, как Марфа Пешкова, она превращалась в привлекательную молодую женщину, хотя и казалась сосредоточенной на своих собственных заботах. Иногда гости и Василий совсем распоясывались. Однажды он был так пьян, что начал требовать от своей беременной жены, чтобы она рассказывала анекдоты. Когда та отказалась, Василий ударил ее. К счастью, она упала на спину на диван. Разъяренная Светлана вытолкала своего брата из дома вместе с его пьяными гостями. Но вечеринки все равно продолжались.
Светлана считала, что ее никто не замечает, но она привлекла внимание Алексея Яковлевича Каплера. Тридцатидевятилетний еврей Каплер был одним из самых знаменитых сценаристов в СССР. Он был автором сценария киноэпопей «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918», и в 1941 году получил престижную Сталинскую премию. Каплер как будто бы работал с Василием над фильмом о советских летчиках, хотя все вечера они проводили за выпивкой, и фильм так и не был снят. Каплер входил во внутренний круг главы государства — лучший друг дикого и необузданного сына диктатора. А это было не так просто. Он явно был человеком, который любил риск. Хотя Каплер был женат, они с женой жили отдельно, он был сам по себе.
Однажды вечером все, кто был в Зубалово, были приглашены на премьерный показ фильма на Гнездиловскую улицу, и Светлана обнаружила себя увлеченно беседующей с Каплером о кино. Те годы, когда она смотрела все фильмы в Кремле вместе с отцом, не прошли даром. Каплер был заинтригован. Описывая свои впечатления от этой встречи журналистам много лет спустя, он сказал, что был удивлен. Светлана ничуть не походила на других девушек в окружении Василия. Он такого не ожидал. Его тронули «ее любезность и ум… то, как она говорила с окружающими и то, как она критиковала разные стороны советской жизни». Ее суждения были «дерзкими, а вела она себя просто». Она не одевалась в роскошные наряды, как другие женщины, которые хотели привлечь к себе внимание. Она носила «практичную, хорошо сшитую одежду».
Седьмого ноября в Зубалово была вечеринка в честь годовщины Октябрьской революции. Среди гостей были знаменитости, в том числе писатель Константин Симонов, которым Светлана восхищалась, и кинодокументалист Роман Кармен. Она очень удивилась, когда Каплер пригласил ее танцевать. Светлана чувствовала себя неуклюжей и неповоротливой, она была слишком молода. Он спросил ее, почему она грустит и что это за милая брошка у нее на платье. «Может быть, это подарок?» — поинтересовался он. Светлана объяснила, что брошка принадлежала ее матери, и сегодня как раз десятая годовщина ее смерти, хотя об этом никто и не вспоминал, и никого это не волновало. Пока он кружил ее, Светлана рассказывала о своей жизни. Она говорила о своем детстве, о своих потерях, но едва упомянула об отце. Каплер понял, что «что-то их разъединяет».
