Жаклин Кеннеди - Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой
Сам того не ведая, муж признал главное – он меня не любит и никогда не любил. Наш брак был браком по расчету не с моей, а с его стороны. Подходящая супруга, умеющая держать удар…
Обычно я держала удар, но на сей раз произошло что-то другое. Я десять лет боролась, отступала, пыталась завоевать мужа, приняла помощь Джо Кеннеди, потом помощь Ли, я пыталась завоевать, утвердить, присвоить то, чего у меня никогда не было – любовь Джека. А оказалось, нужно всего-навсего признать, что ее нет. Он не мог быть верным той, которую не любил. Джек уважал меня, как мать наших детей, как первую леди, как икону стиля, гордился мной, когда толпы восхищенно рукоплескали, когда вокруг слышались комплименты, когда мое имя, мои фотографии ежедневно появлялись на страницах газет и журналов, когда меня любила Америка. Но Америка, а не ее президент.
Вернее, президент Америки Джон Фицджеральд Кеннеди любил свою первую леди и мать своих детей Жаклин Кеннеди, потому что это полагалось, но мужчина Джек не любил свою жену Джеки. И я ничего не могла с этим поделать десять лет.
А стоило ли пытаться? Наверное, стоило, хотя бы для того, чтобы через десять лет признать собственное поражение.
Удивительно, но, признав, я успокоилась. Нет, не разлюбила, даже не изменила отношение к Джеку, он был по-прежнему дорог и как отец Каролины и Джона, и как мужчина тоже, но теперь я знала, что больше ревновать, добиваться его внимания и любви не буду.
Позже выяснилось, что бабник Джек таким и остался, его не смогли «сломить» никакие жизненные перипетии. С одной из своих любовниц, роман с которой продолжался полтора года, он виделся за несколько дней до своей гибели. Так не поступают раскаявшиеся и любящие люди.
Почему я все это терпела, почему столько лет закрывала глаза на любовниц, лгала о его здоровье, улыбалась, даже смеялась, когда хотелось кричать от ужаса или плакать от жалости?
Почему столько лет играла роль счастливой жены сенатора, президента?
Знаю, что многие считают меня меркантильной, хотя не стать таковой, живя в современной нам Америке, просто невозможно. Знаю, что ходили и ходят слухи, что свекор «купил» меня за миллион и обещание сделать первой леди, когда я едва не подала на развод.
Это правда, но не вся, это только часть правды, видимая ее часть, нечто вроде верхушки айсберга, основная масса которого скрыта под водой. И не уверена, что, знай американцы всю правду, они отвернулись бы от президента или не выбрали его на второй срок.
Или наоборот, если бы Америка узнала правду, узнала, через что прошел и каково было Джону Фицджеральду Кеннеди в действительности, знай все о том, сколько боли испытал и какими усилиями ему удавалось держаться на плаву, даже у его убийц не поднялась бы рука совершить преступление.
Потому что был другой Джек Кеннеди, тот, какого не знали и не могли знать СМИ, которого даже близкие друзья не все знали.
Пациент Джон
Я понимаю, что не стоило бы все это вытаскивать на свет, одна надежда – когда откровения будут опубликованы, все уже и без меня станет известно.
Словно оправдываюсь, чтобы не подумали, что ничего не знала? Ведь это преступление, настоящее преступление. Нужно было еще во время предвыборной кампании вслух заявить, что Джон Кеннеди болен настолько, что не вправе претендовать на пост президента.
Но как я могла это сделать, как?!
В день инаугурации я просто испугалась. Нет, не нашей лжи, ее уже не исправить, а того, на что Джек обрекает себя, принося присягу как президент.
Гражданин США Джек Фицджеральд Кеннеди мог болеть сколько угодно и чем угодно.
Сенатор Джон Кеннеди уже вынужден скрывать большинство своих недугов от избирателей, даже находясь от них довольно далеко в Вашингтоне.
Кандидат в президенты Соединенных Штатов не мог позволить избирателям даже заподозрить, что болен, потому что проиграл бы сразу.
Президент Соединенных Штатов не имел права болеть никакими застарелыми болезнями. Если вспомнить о том, что работать предстояло по 16 часов в сутки и постоянно находиться под объективами камер и пристальным вниманием множества соперников и даже открытых врагов, а любая ложь чревата импичментом, то можно лишь ужаснуться решимости Джека принять на себя такой груз.
Если бы американцы только заподозрили, сколькими и какими болезнями страдает (и давно!) их вновь избранный президент, что он практически инвалид, костыли которого стоят за дверью, а самостоятельно встать с кресла не всегда получается, они отозвали бы свои голоса немедленно.
Или наоборот, отдали за него даже те, у кого сама фамилия Кеннеди вызывает зубовный скрежет.
Они не знали, но мы-то знали!
Разговор с Джозефом Кеннеди состоялся перед днем выборов, когда еще можно было что-то предпринять.
Вдруг осознав, что мы сами обрекаем Джека на настоящий кошмар, что вместо того, чтобы защищать любимого человека, удерживать его от шага в пропасть, усиленно к этой пропасти подталкиваем, я запаниковала. Но даже не представляла, как и кому могла бы объяснить свое состояние, передать свои мысли.
Джек был привычно занят собой и своими проблемами, я для него существовала только в качестве приложения, ни советоваться с которым, ни даже замечать не полагалось. Мое дело присутствовать на встречах, пока позволяет состояние, мило улыбаться и изображать идеальную жену рядом с идеальным мужем.
Мое состояние заметил Джозеф Кеннеди. Он тоже мог бы не обращать внимания, но по отношению ко мне Джозеф всегда был более внимательным и даже предупредительным, чем Джек. Он словно старался стать моим наставником взамен умершего отца.
Джозеф заставил меня сказать, в чем дело. Выслушал спокойно, но нахмурился. Вздохнул:
– Вы прошли такой путь! Мы все прошли такой путь, столько преодолели, столько испытали, и сейчас в шаге от победы ты хочешь все разрушить? Хочешь перечеркнуть усилия стольких людей? Я не буду сейчас напоминать, как тебе самой хочется стать хозяйкой Белого дома и о том, что ты в шаге от этого. Я напомню о другом: ты прекрасно знаешь, что Джек вытерпел, что перенес на этом пути, знаешь, как ему досталось, знаешь, что у любого другого кандидата будет еще возможность попробовать хотя бы через четыре года. У любого, Джеки, но не у Джека!
– Но он не выдержит! Джек просто не выдержит нагрузки и погибнет! – у меня почти началась истерика, я вдруг осознала, какой груз взваливает на свои плечи Джек, вернее, какой груз на него взваливаем все мы сообща.
– А ты его спроси. И Джек тебе скажет, что для него лучше умереть президентом, чем на больничной кровати, остановившись в шаге от Белого дома! Дай ему осуществить его мечту.
– Это ваша мечта, ваша, а не его! Это вы заставили Джека стать сенатором, а потом баллотироваться в президенты. Он сам не мечтал стать политиком, он хотел писать книги! Из Джека получился бы хороший писатель…
Я была в отчаянье, почти в истерике, кричала на человека, на которого раньше не только повысить голос – не решалась бросить резкий взгляд. Просто мне стало страшно. Нет, не из-за обмана избирателей, не из-за нарушения закона, даже не из-за того, что могла рухнуть мечта клана Кеннеди. Страшно за самого Джека, который ради исполнения этой мечты был готов погибнуть.
– Эта мечта давно стала его мечтой, Джеки, – свекор возразил на удивление спокойно. – Джек прекрасно понимает, что долго не проживет, что его век ограничен. Он попробовал уже многое в жизни, столь многое, что дальше некуда, остался только Белый дом. И его право уйти из жизни, покорив эту вершину. И ты не имеешь права вставать на пути, когда на вершину осталось только шагнуть и развевающийся флаг уже в руках.
– Но он не выдержит, Джек погибнет от перегрузок! – снова возопила я.
– Значит, умрет президентом! – отрезал Джозеф и был прав.
Теперь, по прошествии стольких лет я понимаю, что прав. Отнять у Джека возможность занять президентское кресло значило отнять саму жизнь.
Я вспомнила наш первый серьезный разлад. Если бы тогда Джозеф или сам Джек удосужились объяснить мне, что главное в жизни мужа, первые годы супружества сложились бы иначе, а возможно, и наши отношения с Джеком тоже.
Но проблемы со здоровьем, вернее, его отсутствием у Джека от моего понимания никуда не делись, не испарились, напротив, с каждым днем ему все трудней давались самые простые движения, все чаще приходилось принимать обезболивающие препараты, потому что давала о себе знать спина. А ему следовало улыбаться и скрывать свое состояние.
Скрывать было что.
После гибели Джека я не раз задумывалась, правы ли врачи, подписавшие заявление о здоровье кандидата в президенты. Не потому, что это было нарушением закона и могло привести к судебному преследованию, а потому что позволяло очень больному человеку работать с неимоверной нагрузкой.
