Александр Михайловский-Данилевский - Описание Отечественной войны в 1812 году

Идя юдолью смерти, Граф Платов приблизился к Ковно, 2 Декабря, в 10 часов поутру, и был встречен пальбою 20 стоявших на укреплениях орудий. С нашей стороны отвечали из 8 пушек, бывших при отряде Графа Платова. Желая принудить неприятеля к отступлению, Платов послал казаков по льду через Неман, выше и ниже Ковно. Французы бросили пушки и побежали из города. Настигнутый казаками за рекою, Ней хотел сделать последнее усилие и ударить в штыки, стараясь сколько-нибудь остановить преследование, но солдаты отказались идти против страшных для них казаков и рассыпались. Одна часть их была исколота и взята в плен; другая, рассеянная Донцами, сбилась с пути и впотьмах побежала двумя направлениями: к Тильзиту и Вильковиску. По обеим дорогам пошли за неприятелем доброконные, из всего отряда выбранные казаки. Ней был ранен и, пользуясь темнотою ночи, ускакал Пильвишским лесом в то самое местечко Вильковиски, откуда 10 Июня Наполеон высокопарным приказом возвещал вселенной о пробитии для России последнего часа. Весь арьергард разбежался по лесам, и Ней остался без войск. Генерал-Интендант Французской армии описывает следующим образом свое свидание с ним. «Вырвавшись из окаянной России, – говорит он, – я сидел в своей горнице в Вильковиске, как вдруг увидел вошедшего ко мне человека, в коричневом сюртуке, с длинной бородою, загорелым лицом, красными и сверкающими глазами. «Вы меня не узнали?» – спросил он. «Нет! Кто вы?» – «Я – арьергард Великой Армии, Маршал Ней. Сделав последний выстрел на Ковенском мосту, бросил я в Неман последнее французское ружье и спасся сюда лесами»[622]. Мюрат, Маршалы и все остатки главной армии Наполеона рассеялись по Восточной Пруссии. Смотря на сих живых мертвецов, едва веривших своему избавлению, Прусские местные начальства почитали их сперва за квартиргеров, посланных вперед для заготовления помещений для армии.

Во время четырехдневного преследования неприятелей от Вильны до Ковно и при поражении их за Ковно, на левом берегу Немана, 2 Декабря, полонено до 5000 человек и взято 21 орудие; самая большая часть их досталась нам в Ковно. «С нашей стороны, – доносил Граф Платов, – урон невелик, и ему в войске Донском ведется домашний счет»[623]. По занятии Ковно начали в нем тушить пожары и нашли богатую добычу: до 30 000 ружей с штыками, новых, совсем не бывших в употреблении, такое же число сожженных ружей, 779 ящиков с пушечными зарядами, 528 ящиков и 1384 бочонка с ружейными патронами, 1540 пушечных зарядов, без ящиков, и значительное количество хлеба. В 8 часов поутру, 3 Декабря, въехал Платов в Ковно. Городские жители и обыватели соседственных селений вышли навстречу победителям, с распущенными регалиями и радостными восклицаниями. В искренности чувств их нельзя было сомневаться, ибо в 5-месячное пленение несчастные жители Ковно и окрестных сел изнемогали под бременем войны и буйства своих мнимых избавителей. Платов собрал войска на площади и велел служить благодарственный молебен, с коленопреклонением и пушечной пальбой; при окончании молебствия троекратно провозгласили «ура!» Государю и «ура!» Князю Смоленскому.

В остатках главной армии Наполеона, выброшенной из наших границ, было строевых до 1500 человек и 9 пушек, то есть сотая доля орудий, находившихся при сей армии, когда она вломилась в Россию. Безоружным, ушедшим с Мюратом, счета никто не вел; их полагают примерно до 13 000 человек. К сим выморозкам должно присовокупить тысячи полторы поляков бывшего корпуса Понятовского. Они выступили двумя днями ранее Мюрата из Молодечно и успели прежде него с неколькими пушками перейти через Неман. Когда Мюрат добрался до крепостей на Висле, у него оставалось всего, с безоружными, 13 859 человек[624]; вскоре большая часть сей горсти людей погибла от изнеможения и болезней. Следовательно, из всей армии Наполеона, за исключением корпусов – Князя Шварценберга, Ренье и Макдональда, спаслось только тысяч 16, но должно было приписать чуду, что и те могли перенести бедствия, постигавшие их во время отступления. Донесение Князя Кутузова об очищении России от обломков главной неприятельской армии заключается следующими достопамятными выражениями: «Исполнились слова Вашего Императорского Величества: усеяна дорога костями неприятельскими! Да вознесет всякий Россиянин благодарственные молитвы ко Всевышнему, а я почитаю себя счастливейшим из подданных, быв избран благодетельною Судьбою исполнителем Высочайшей воли Вашего Императорского Величества»[625].

Самой блистательной страницей в летописях Донского войска навсегда пребудет его преследование неприятелей, совершенное под начальством Графа Платова, безостановочно, в позднее время года, от Малоярославца до Ковно. На сем пути полки, лично предводимые знаменитым Атаманом, взяли более 500 орудий, несметные обозы, полонили 50 000 человек, в том числе 8 генералов, 13 полковников и с лишком 1000 штаб и обер-офицеров. Смело можно утверждать, что никакое другое войско, кроме Донского, не в состоянии было исполнить такого подвига, не имевши в полуторамесячное преследование ни одного дня роздыха и не получая продовольствия, которое казаки должны были находить сами для себя. Со справедливым самодовольством обращая мысленно взор на пройденный им путь, Граф Платов писал из Ковно: «На тысячеверстном расстоянии от Малоярославца до Немана и за Неманом лежат дерзкие французы, мало сказать, на каждой версте, но на всяком шагу, как стервы. Да познают Европа и целый свет, с каким ревностнейшим и верноподданническим усердием к Всемилостивейшему Государю Императору и любезнейшему Отечеству действовало войско Донское. Остатки европейцев, кои были в нечестивой армии коварного и злого неприятеля, возвестят соотчичам своим, каково ходить на Русь, больно и дерзостно задевать Россию. Познают и Донских казаков, да и все пленные, коих у нас в России, по моему исчислению, более 50 000 от меня доставлявшихся, подтвердят: кто поражал их нещадно, кто не давал спать и наималейшего роздыху, кто не допущал их фуражировать от дороги ни на сто сажен и кто взял у них при сражениях, кроме Красненского, где я не был, более 500 пушек. Богомерзкий их грабеж церковный святыни не досталось им увезти с собою весь, разве, малое число, бывшее при остатках бежавшей и расстроенной злодейской его гвардии, а вся добыча их досталась большею частью в руки победителей»[626].

Приближаясь к концу описания Отечественной войны, богатой доблестями Донского войска, мы не будем уже более иметь случая говорить о сынах тихого Дона. Изобразим последний их подвиг в 1812 году – подвиг не кровавый. Приказом предписал Граф Платов о доставлении к нему всего отбитого у неприятеля церковного имущества, утвари, сосудов, окладов, ободранных французами с образов. Донцы добросовестно исполнили волю Атамана. Кроме казачьих полков, находившихся в разных армиях, корпусах и отрядах, внесено было от состоявших под личным начальством Атамана казаков 40 пудов церковного серебра. Оно было отправлено к Князю Кутузову с просьбой: сделать из него изваяния 12 Апостолов для Казанского Собора в Петербурге, со следующей надписью: «От усердного приношения войска Донского». Поблагодарив Графа Платова за драгоценный дар, Фельдмаршал писал ему: «Мне сладостно думать, что ваши воины, бросаясь в опасность, не щадя жизни для исторжения сокровищ из рук похитителей, имели в виду не корысть, но Бога отцов своих и мщение за оскорбленную Его Святыню. Принадлежащее Божеству возвращаете вы к подножию Божества, и мне поручено от вас исполнить желание столь благочестивое. С удовольствием и благодарностью принимаю на себя сию обязанность, тем более что она совершенно согласна с моими собственными намерениями, ибо в то время, когда Монарх благословлял меня мечом военачальника на защиту Отечества, пришел я во храм Казанския Божия Матери, дабы молить Ее о даровании мне сил для истребления иноплеменника, и обет мой пред алтарем Всемогущего был тот, что первая добыча, исторгнутая мною из когтей хищника, будет украшением того храма, в котором приносил я мольбы о победе, храма чудесного, зачатого благочестием Павла и ныне славно воздвигнутого Его Августейшим Сыном на удивление современников и потомства. Ваше мужество дает мне способ исполнить мою клятву: пускай победа украсит святыню и святыня возвеличит победу! Но позвольте мне сделать в распоряжении вашем некоторую перемену. Вы желаете, чтобы из присланного вами серебра вылиты были священные лики 12 Апостолов для украшения церкви Казанския Божия Матери. Я полагаю, что сии 12 ликов в столь высоком храме будут мало заметны и что они должны исчезнуть между великолепными его украшениями. Гораздо было бы приличнее, когда бы все серебро было употреблено на изваяние только 4 Евангелистов, которых величественная огромность соответствовала бы тогда огромности самого храма, а потому и производила бы большее благоговение в душе молящегося; при входе его в храм, изваяния сии первые поражали бы его взоры, и вместе с благоговением пробуждалась бы в душе его мысль о делах великих. Так, говорю с сладостным восхищением, сему памятнику, сооруженному вашими храбрыми воинами, не будет подобного в свете. Во храме Бога, источника милосердия, увидим изваяния проповедников мира и братского согласия, поставленные окровавленной рукой победителей, и при взоре на них в нашей душе необходимо, с мыслью о благости Божества, будет соединяться воспоминание о мужестве Русских героев, о грозном их мщении и о страшной погибели иноплеменника, посягнувшего на Русскую землю».