Борис Могилевский - Мечников
— Что же вы, батенька мой, болеете и не ставите в известность об этом своих друзей? Нехорошо, нехорошо… Ну, да дело поправимое. Сейчас мы барышень выпроводим отсюда и оденем вас, а там — с богом к нам! У меня много докторов в доме, и вы быстро на ноги станете. Мы уже приготовили для вас комнату.
Илья Ильич пытался отказаться, ссылаясь на то, что ему лучше. Скоро он поднимется и сам явится к друзьям.
— Извольте не говорить чепуху и не успокаивать нас своим выздоровлением. Будете здоровы, тогда сами решите, где вам лучше, а сейчас оставить вас одного в этой комнате я не могу.
Илью Ильича перевезли к Бекетовым. Людмила Васильевна трогательно ухаживала за больным, живо интересовалась всем, что волновало Илью Ильича. Сидя у изголовья, она читала Мечникову книги; когда больной засыпал, она тихо поправляла одеяло и долго всматривалась в черты ставшего ей дорогим человека.
Через две недели Илья Ильич поднялся и вернулся в свою каморку на Васильевском острове.
Мечников выздоровел, но заболела Людмила Васильевна, и Илья Ильич, в свою очередь, с большой заботливостью отнесся к больной. Илья Ильич писал о беде, постигшей Людмилу Васильевну:
«Прежде здоровая молодая девушка сильно простуживается в одном из северных городов. „О, это неважно, — говорят доктора, — грипп теперь везде свирепствует, и никому его не избежать. Немного терпения и спокойствия — и все пройдет!“ Но грипп не проходил, а привел к общему ослаблению и видимому исхуданию. На этот раз врачи нашли небольшое притупление в верхушке левого легкого. „Несомненно, есть кое-что, но ввиду отсутствия наследственного предрасположения нет причины к серьезным опасениям“.
Незначительный грипп привел к катару верхушки левого легкого, начался туберкулез».
Илья Ильич все свободное от занятий время проводил у Бекетовых, он подолгу беседовал с больной Людмилой Васильевной. Читал ей вслух. Особенное удовольствие доставляло ему чтение романа Тургенева «Отцы и дети». Образ Базарова, этого молодого человека с новой моралью, беззаветно преданного науке, вызывал искреннее восхищение Ильи Ильича. Постепенно взаимная симпатия двух молодых людей вырастала в чувство любви. Подолгу наблюдая за характером Людмилы Васильевны, Мечников находил в нем многое такое, чего недоставало ему самому…
Тяжелая болезнь, борьба с которой была неимоверно трудна, поразила слабую и хрупкую девушку, но сколько внутренней силы в этом человеке, сколько спокойствия и рассудительности! Ей всего лишь двадцать три года, и какая это добрая и милая девушка! В характере ее нет ни одной грубой черты. Илья Ильич много писал о Людмиле Васильевне в письмах к матери. Для Эмилии Львовны не было секретом, что любимая ее сыном девушка тяжело больна. Не желая оскорбить чувств Илюши напоминанием, на что он идет, связывая свою жизнь с обреченным на гибель человеком, Эмилия Львовна советовала сыну лишь быть осторожным и благоразумным.
Илья Ильич отвечал матери на ее предостерегающие письма:
«…Именно то обстоятельство, что я долго знал Людмилу, прежде чем прийти к мысли на ней жениться, может тебе показать, что существуют шансы в пользу моего беспристрастного отношения к ней и отсутствия слепого увлечения. Она меня весьма любит, и это не подлежит сомнению, как ты, наверное, сама узнаешь, если познакомишься с нею. Я ее также люблю весьма сильно, и это уже составляет весьма основательный фундамент для будущего счастья, хотя, разумеется, я не могу тебе поручиться, что мы во что бы то ни стало будем весь век жить голубками. Какое-то розовое, беспредельное блаженство вовсе не входит в мои планы относительно отдаленной будущности.
А я никак не могу сообразить, почему было бы лучше, если бы я стал ждать, пока у меня разовьется мизантропия — вещь, на которую я оказываюсь весьма способным. Ты, пожалуйста, не подумай, что если я не мечтаю о розовом счастье, то это означает, что я не ощущаю счастья вовсе… Я очень люблю Людмилу, и мне весьма хорошо с нею…»
Людмиле Васильевне становилось все хуже. В последнем письме к отцу и матери Илья Ильич просил их согласия на брак. Сын сообщал родителям, что вскоре он надеется выполнить законные формальности — так он называл церемонию церковного бракосочетания — и стать навсегда родным Людмиле Васильевне человеком.
И вот наступил этот торжественный день. Радость не смогла улучшить состояния здоровья невесты. Не было сил из-за одышки на своих ногах пройти расстояние от экипажа до алтаря в церкви. Бледную, с восковым лицом Людмилу Васильевну внесли в церковь в кресле. Рядом с нею был Илья Ильич. Священник произносил какие-то слова, спрашивал молодых людей о их согласии на брак, желал им счастья.
Так началась супружеская жизнь Ильи Ильича Мечникова. Нежная забота о любимой, тщательный уход и лечение должны улучшить состояние здоровья Людмилы Васильевны. Шли дни упорной борьбы с болезнью и нуждой. Нужно было много денег, и со всей энергией, на которую он был способен, Илья Ильич старался изыскать средства для улучшения своего служебного, а следовательно, и материального положения.
Людмила Васильевна большую часть времени проводила в кресле или в постели. Изредка она поднималась, подходила к окну и смотрела на безрадостную улицу.
Комната была темная, и днем горела лампа. Самую светлую комнату занимали студенты: там Мечников организовал лабораторию для студенческой практики. Илья Ильич сильно осунулся. Глубоко ввалились и покраснели глаза.
Студенты препарировали животных и сидели у микроскопов. Илья Ильич склонился над столом. Он был занят переводами с немецкого на русский. Пришлось почти прекратить научную работу и все помыслы направить на добывание средств к существованию. Илья Ильич преподавал по-прежнему в Горном институте и университете, до глубокой ночи сидел за переводами, и все же нужда давала себя знать на каждом шагу. Много денег уходило на оплату врачей и лекарств. Разве можно лишить больную самого необходимого! И сидел Илья Ильич за письменным столом до тех пор, пока острая боль в глазах не заставляла его отложить работу на несколько часов.
В недолгие часы отдыха сон не приходил к Илье Ильичу. Ему казалось, что в университете поднимается против него кампания. Он уже давно по уровню своей подготовки может занять профессорскую кафедру, но никто из коллег об этом и слова не скажет. Помощи ждать неоткуда. Беспокоить родных в Панасовке он не может: им самим там живется не сладко.
К душевным страданиям присоединялись физические. Для успокоения боли он впускал в глаза капли. Боль как будто становилась меньше. Тоскливое петербургское утро Илья Ильич встречал за письменным столом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});