Михаил Заборский - Голубые разговоры - Рассказы аэронавигатора

Конечно, никто из нас не был святым по части горячительного. Бывало даже, в летном пайке вместе с мясом, сухофруктами и шоколадом притащишь от каптера легальную бутылку спирта. И какой же летун не поделится ее содержимым со своим верным технарем?

Но, как говорится, пей, да дело разумей!

Шуточкин разумел, видимо, не всегда. Все прохладнее становилось его отношение к своим обязанностям. Однажды на его самолете оказался незаконтренным краник бензинопровода, и дело чуть не кончилось аварией. Во второй раз получилось вовсе худо: он выпустил машину, не подтянув как следует тягу руля высоты. В результате "Ньюпор" рухнул, едва успев взлететь. Еще хорошо, пилот не растерялся, вовремя выключил мотор и этим спас себе жизнь.

И все же у парня оказались переломанными обе ноги.

Такой явной небрежности наши мотористы еще не допускали. Причину аварии ребята очень скоро выяснили сами, до начала официального расследования. Под суд Димку, правда, не отдали, это было как-то не в духе аэродромной этики. Ему предоставили выкручиваться самому, без свидетелей, что он, как и всегда, завершил успешно. Однако репутация его оказалась подмоченной. Налицо была прямая измена неписаным авиационным традициям, подразумевавшим абсолютное взаимное доверие между пилотом и механиком. Летчики стали отказываться от услуг Шуточкина, мотористы - сторониться его при встрече. Получалось уже нечто вроде бойкота.

Шуточкину пришлось расстаться с аэродромом и подыскивать себе другое место.

А в Москве была безработица. В Рахмановском переулке около здания биржи труда с утра до вечера гомонила разношерстная человеческая толпа.

Оттуда и появился на "Авиаприборе" Шуточкин - механик высокой квалификации.

Бесспорно, это был недосмотр технорука завода Кауфмана, любившего приезжать на биржу труда и лично вербовать для себя кадры.

На этот раз он доверился чисто формальным признакам, не поинтересовавшись подробнее моральными качествами своего избранника, умевшего весьма убедительно вести беседу, особенно при первом знакомстве.

Вскоре техноруку пришлось раскаяться в своем досадном недосмотре.

Кауфман был низенький полный брюнет, очень подвижный, веселый, с лунообразным лицом и темными, аккуратно подстриженными усиками, похожими на часовые стрелки.

Как бы в противоположность этой жизнерадостной фигуре старшим техприемщиком воздушных сил на заводе был некто Ахматович - выходец из Польши, бывший интендант царской армии, желчный субъект, редчайший придира и формалист.

Ахматович до страсти любил всяческие конфликты с заводом, которые возбуждал по малейшему пустяку. Мне даже казалось, что, не будь этих неприятностей, он посчитал бы свою жизнь неполноценной. Он писал в управление снабжения воздушных сил бесчисленные рапорты и заставлял меня править и редактировать их, так как сам был не очень силен как в стилистике, так и в орфографии.

В любую погоду он ходил в шинели, перепоясанной портупеей, и с неизменным наганом в кобуре, который он называл пистолей.

Приближался конец месяца, и, как уж это всегда полагается, в цехах чувствовалось напряжение. Бегали озабоченные мастера. Рабочие не отрывая глаз наблюдали за станками, гнули спины за сборочными столами. Лаборатории то и дело пополнялись партиями приборов, предъявляемых к приемке. Народ стремился во что бы то ни стало вытянуть месячный план.

Поэтому я был удивлен, когда меня неожиданно вызвали к техноруку. Обычно Ахматович никого из своих подчиненных до разговоров с администрацией завода не допускал, ревниво оберегая прерогативу абсолютного единоначалия.

На этот раз в кабинете технорука кроме Кауфмана и Ахматовича присутствовал заведующий одной из испытательных лабораторий Финогенов скромный, молчаливый человек. Бедняга когда-то перенес волчанку, и теперь в минуты волнения его лицо покрывалось красными пятнами. На этот раз по их густоте и яркости я определил, что человек чем-то очень расстроен. Между прочим, Финогенов отвечал за расход спирта, выделяемого заводу для различных экспериментов.

Как я понял из довольно шумного разговора, в партии компасов, предъявленных к приемке, два оказались с пониженной крепостью спирта. Ахматович требовал перепроверить всю партию.

- Я обязан верить не вам, а ареометру Боме, - дребезжал он. - У вас вечно спирт разбавляют. Распущенность полнейшая! Я бы на месте расстреливал за такие преступления!

И он многозначительно подтянул свою пистолю.

- Стрелец какой нашелся! - пытался ослабить нападение Кауфман. - С кем не случается?.. Ах, вы не пьете? - он сострадательно улыбнулся. - Но вы отдаете себе отчет, что означает всю партию заново проверить?.. Ну хорошо, давайте этого мильтижена вместе допросим. С пристрастием!

- Вызвать ко мне негодяя! - заорал он вошедшей секретарше. Немедленно! Кто его до заливки допустил?! Сейчас я со всех вас стружку сниму!

И он алчно посмотрел на круглую печать техприемки в плоской металлической коробочке, которую Ахматович, словно дразня, вертел между пальцами. Оставалось так немного - перештамповать этой печатью пачку аттестатов на приборы, лежащую на столе, и все бы встало на свое место и зарплата рабочим была бы полностью обеспечена.

Немного спустя секретарша возвратилась в кабинет:

- Николай Георгиевич! Шуточкина нигде нет. Пожарники весь завод обыскали. Сама в проходную бегала. Нет, с производства не выходил... Да, вот еще что!..

Она наклонилась к техноруку и что-то прошептала ему на ухо.

После этой таинственной реплики Кауфман только всплеснул короткими руками и многозначительно поглядел в сторону Финогенова, зардевшегося еще больше.

На сей раз "высокие договаривающиеся стороны" к соглашению так и не пришли. Ахматович отправился звонить по телефону в управление воздушных сил. Кауфман никак не мог добиться управляющего трестом.

Как оказалось, Димка был уличен на месте преступления в самый ответственный момент, когда, "вызывая огонь на себя", всосал через шланг добрую порцию горючего, но не рассчитал, поперхнулся и раскашлялся чуть не до рвоты. Пьянчугу немедленно отставили от заливки, проверив уже наполненные им компасы. По счастью, их оказалось не так много. Вскоре Шуточкин исчез. Увы, одновременно исчезла и пятилитровая бутыль со спиртом. Как на грех, спирта и у кладовщика больше не оказалось. Теперь Димка подводил уже весь коллектив цеха. Над месячной премией нависла угроза.

На заводе было много уголков, чтобы укрыться. Но на этот раз поиски пропавшего отличались особенной тщательностью. Обшарили все, до последнего закоулка. Вахтер клялся страшной клятвой, что нарушитель с завода выйти не мог. Это подтверждалось и отсутствием жетона на табельной доске.