Валерий Кубасов - Прикосновение космоса

Сегодня нам предстоит примерить новые пневматические костюмы, которые, по мнению врачей, уменьшают прилив крови к голове. Задуманы они так: накладные манжеты на ногах, создавая некоторое избыточное давление на мягкие ткани, а значит, и сосуды, станут препятствовать оттоку крови. «Примерка» состоится во время очередного сеанса связи — телеметрия покажет, сбудется ли эта надежда врачей?

На мой взгляд, космонавтам-профессионалам, людям тренированным, это ухищрение медиков вряд ли поможет. Другое дело — люди не богатырского здоровья, которые, я верю в это, когда-нибудь тоже будут работать в орбитальных лабораториях. Им костюм может быть и поможет. Не исключаю, правда, что я необъективен: не слишком люблю медицинские эксперименты...

— Берци, начинай ты! Лучше все-таки, если подопытный хотя бы нейтрален к такой новинке, а не предубежден, как я... И потом, ты с удовольствием выполнял медицинские эксперименты... А я в другом сеансе связи. Ладно?

Помогаю добровольцу надеть доспехи, закачиваю в манжеты воздух.

— Какое давление?

— Сорок миллиметров.

Опять подключаю всю медицинскую аппаратуру к пульту. Так, теперь ждем связи.

— Берци, не крути головой! — слышим вдруг мелодичный голос Тамары, проводящей с нами эти эксперименты.

— Что это за «не крути головой»! — вступаюсь я за Берталана. — Совершенно спокойно стоит человек, никому не мешает! Ты лучше скажи, какие у него данные...

— Данные как данные, нормальные. Значит, и самочувствие нормальное... — как всегда загадочно отвечает Земля. — Сразу не видно. Врачи посмотрят, скажут, что к чему.

Пусть смотрят, нам не жалко. Долго еще Берци «не крутить головой»? Пять минут.

— Ну, Берци, что ты чувствуешь? Отливает кровь от головы? С виду что-то не заметно...

Сеанс связи закончился, а с ним и наше подтрунивание над медиками. Шутки шутками, но каждый понимает, какое важное, пусть и хлопотное, для нас дело делают врачи, специалисты по космической медицине. Они удивительно заботятся о нашем хорошем самочувствии, думают о будущих экипажах орбитальных станций, которые благодаря стараниям медиков смогут гораздо дольше работать на орбите...

Вдруг — такие звуки всегда вдруг! — снова надрывный вой сирены. И снова на табло тревожный транспарант: «Негерметичен рабочий отсек». На этот раз, похоже, что-то серьезное, ведь в шлюзовой камере — я твердо это знаю — никто не работал...

— Никто, ни сейчас, ни раньше,— подтверждает Попов, тоже подплывший сюда, к пульту люминесцентной сигнализации.

— Леня, надо поступить по инструкции, быстро измерить давление мановакуумметром!

Прибор в течение минуты определяет, падает ли давление воздуха в рабочем отсеке. Если да, значит, утечка, и тут уже самое время разбегаться по своим кораблям... Засекаем. Семьсот шестьдесят девять миллиметров. Пускаем секундомер. Тридцать секунд... Стрелка прибора стоит. Сорок пять секунд — стоит. Девяносто секунд — нет изменений!

— Уф-ф! Уже легче... Если и есть утечка, то небольшая.

— Наверное, ложное срабатывание датчика!

— Ложное? А может, он просто пошутил?!.

— Ну и шуточки! Давай все-таки еще измерим... В томительном ожидании проходит еще пять минут. Стрелка мановакуумметра стоит не шелохнувшись.

— Прямо какой-то фокус, да и только,— уже облегченно недоумеваем мы. — Будем считать, что техника просто захотела нас немного потренировать. Чтоб не теряли бдительность...

...Скоро очередной сеанс связи. И хотя страсти и волнения еще не улеглись до конца, надо готовиться мне к медицинскому эксперименту. Как ни хитрил, но никуда не деться. Берталан с каким-то особым усердием помогает надевать пневмокостюм, подключает аппаратуру. Наверное, радуется в душе, что сейчас его черед командовать: «Не верти головой, стой спокойно!»

— Ладно, Берци, и это вытерпим. «Нет проблем!» Как любим мы повторять эту фразу, родившуюся еще в период подготовки к советско-американскому полету.

Стараюсь делать вид, что невозмутим и в жизни нет занятия приятнее, чем испытывать эти резиновые манжеты. Берталан хлопочет над датчиками, а с Земли просят то передвинуть их с затылка на шею, то со спины на грудь.

— Теперь закройте, пожалуйста, глаза и задержите дыхание секунд на десять! «Орион-2», поддуйте давление до сорока!

— Есть сорок! — тотчас же отзывается исполнительный Фаркаш.

— Поделитесь впечатлениями! Какой у него цвет лица?

— Цвет лица загорелый! — встревает Рюмин, очень довольный, что не он на этот раз попал в заботливые, но такие жесткие руки врачей.

— А вы не шутите, вам всем пример надо брать с Берталана!

У Берци довольная физиономия: что, мол, съели!..

ГЛАВА VIII.

ЗА ТЕХ, КТО НА ЗЕМЛЕ!

Сегодня в Центр управления приехали дублеры, и мы, узнав об этом, в один голос попросили Землю:

— Давайте их на связь!

Единодушие наше попятно, ибо не бывает космонавта без дублера, и редкий космонавт не был в свою очередь дублером. Но кто-то, пройдя полный курс весьма нелегкой подготовки, должен остаться на Земле. Кто-то, успешно сдав государственные экзамены — без этого экипаж просто не утвердят,— не прошагает по знойной равнине космодрома последние 500 метров пути к ракете, которая унесет на этот раз его счастливого товарища.

Я помню, как на пресс-конференции незадолго перед стартом наши дублеры Бела Мадьяри и Владимир Джанибеков рассказывали об атмосфере, в которой проходила их жизнь и подготовка к полету. «Взаимоотношения наши как-то сразу сложились,— сказал Володя о своем напарнике. — И честно скажу, после отъезда наших венгерских друзей на родину нам их будет не хватать, так мы к ним привязались. Привлекает меня у Белы искренность и обостренное любопытство».

А вот что вспоминал Бела: «По приезде нас встретили Береговой, Климук, Николаев. Они подхватили мою дочку и принялись ее буквально чуть ли не вырывать друг у друга из рук. Этим, как говорят у вас, они купили меня на корню. Потом Леонов дает нашим женам два ключа и говорит: «Мужья будут работать, а вам — жить. Поэтому вы и выбирайте квартиру». Вошли в квартиру, а там еще пусто. Зато все, чтобы отметить новоселье, уже стояло...

К экзаменам мы готовились каждый день, до самого позднего вечера. У людей, которые с нами работали, и семьи есть, и отдохнуть хочется. Но никто домой не торопился, ни малейшего раздражения на лицах мы не видели, лишь готовность помочь.