Александр Майер - Наброски и очерки Ахал-Текинской экспедиции 1880-1881

- Пожалуй, кто-нибудь из нас заночует навсегда "холодным сном могилы", - продекламировал гардемарин.

- И это возможно; люби кататься - люби и саночки возить, - ответил Александр Иванович, - да нам что с вами, ну, помрешь и конец! Жены и детей нет, не о ком и беспокоиться.

- Это верно, - подтвердил и барон.

- Ну, вы-то не говорите, вам, поди, с двадцатью тысячами годового дохода только и жить, - возразил моряк. - Ну, скажите ради Бога, отчего вы не женитесь и не живете себе покойно в своем замке.

- Нравится бродяжническая жизнь, - ответил Л-стерн, - жениться поспею еще.

- Лучше камень на шею да в воду, чем посадить себе бабу на плечи, связать себя на всю жизнь! Тогда останется только сидеть дома да штопать чулки или раскладывать пасьянс. Трусом сделаешься в конце концов, так как поневоле начнешь дорожить жизнью ради семьи! Нет, господа, не женитесь: ни одна женщина не даст вам такого счастья, как привольная, свободная жизнь! А тут пойдут неприятности, ревность, всякая гадость, и пропал человек ни за грош. - Всю эту тираду Сл-кий произнес очень горячо.

- Вы, значит, Александр Иванович, не признаете любви, - обратился к нему моряк.

- А вы признаете? - спросил командир охотников, насмешливо прищуриваясь.

- Еще бы не признать! Стоило ли бы и жить тогда, - вскипятился моряк.

- Ну, это пока вы не побывали в переделке у какой-нибудь бездушной кокетки. Вы хороший товарищ, поэтому я вам и не желаю ничего подобного, так как из этой переделки сплошь да рядом люди выходят с разбитой жизнью, озлобленные на весь мир! Из схватки с текинцами вы можете выйти победителем с перебитыми костями, может быть, но это пустяк в сравнении с нравственным страданием; отсюда следует, что я побегу перед одной юбкой и не побоюсь десятка текинцев!

Таким логическим выводом закончил Александр Иванович свое обвинение прекрасного пола; предоставляю читателям и читательницам разрешить, был ли он прав или нет, но, придерживаясь только строгой истины, должен заявить, что молодой моряк не поверил этому; а может быть, держись он высказанного капитаном правила, ему пришлось бы меньше страдать в жизни!

- Есть время вздремнуть, - произнес барон, глаза которого начинали слипаться.

- Да, не мешает, - согласились остальные два собеседника.

- Фельдфебель! - крикнул Александр Иванович. - Вот тебе часы, разбуди нас без четверти три! Слышишь!

- Слушаю, ваше б-дие!

Вскоре послышался храп трех господ, лежавших лицом вниз на бурке, сдвинув фуражки козырьком на затылок; солдаты тоже похрапывали, и только пять часовых не спали, пристально вглядываясь в окрестность - не идет ли неприятель, могущий неожиданно потревожить их товарищей и обратить их отдых в непробудный сон.

Солнце палило немилосердно спящих, но это не мешало им, и неизвестно, в котором часу проснулись бы они, вероятно, только ночью, если бы не промокли от росы. Ровно в половине третьего унтер-офицер, который не мог спать, исполняя обязанность разводящего на часы, подошел к фельдфебелю и стал его будить; последний, спавший даже без фуражки, вскочил немедля, зевнул несколько раз, не забывая при этом крестить рот, набрал в рот воды из манерки, полил себе из этого импровизированного рукомойника на руки, сполоснул раза два лицо, обтерся рукавом шинели и, совершив таким образом свой туалет, принялся будить команду. Нехотя подымались солдатики, разоспавшиеся после сытного обеда и сильно пригретые солнышком.

Зевая, почесываясь и покрякивая, стали они собираться снова в дорогу.

Шум, производимый ими, не разбудил, однако, господ, продолжавших сладко спать.

- Ваше б-дие! Вставать пора, - подошел фельдфебель к группе спящих.

Никто не шелохнулся.

- Ишь как здорово заснули! - обратился фельдфебель к "ундеру" Василию Петровичу, недалеко стоявшему и добродушно взиравшему на эту сцену.

- Аль вы позабыли, Дормидон Тимофеевич, что их б-дие командер велел еще в Бендессене будить крикнумши: "тревога!" Они сейчас вскочат, вот посмотрите, - ответил "ундер".

- Тревога, ваше б-дие! - крикнул фельдфебель.

В один момент все спавшее трио было на ногах и схватилось за винтовки, подле лежавшие.

Увидя фельдфебеля, не могшего скрыть своей улыбки при виде такого быстрого действия его слов, и покойно собиравших свои пожитки солдат, Александр Иванович зевнул и спросил:

- Что, ничего не было особенного?

- Никак нет, ваше б-дие, - ответил фельдфебель.

- Поторопи людей собираться!

- Слушаю, ваше б-дие!

Пунктуально в три часа охотники выступили, запасливый человек барона сунул в мешок с провизией несколько кусков мяса от не вполне уничтоженного кабана.

Отрядец исчезал постепенно в высокой траве; несколько орлов-стервятников, давно уже маленькими точками кружившиеся на голубом небе, описывая громадные спирали в воздухе, спускались все ниже и ниже, собираясь полакомиться остатками вкусного обеда, так любезно предоставленного в их распоряжение "белыми рубахами"...

А эти последние шли по живописному и плодородному ущелью, где моряк набирал за несколько часов перед этим ежевику, но эта красивая дорога не обращала на себя их внимания - после сытного обеда ходьба довольно неприятная вещь, а тут еще во время сна на солнце всего распарило...

- Ишь ты печет как! - с недовольным видом говорил солда-тик-апшеронец соседу своему казаку. - У нас теперь, поди, в деревне славно, не жарко, благодать - одно слово! А тут, почитай, и снега не увидишь, все такой солнцепёк будет и зимой!

- Ладно, брат! И ноги успеешь еще поморозить, - ответил казак. - Я, этто, в прошлую зиму был в Дузлу-Олуме - таково холодно было, что и в Рассей другорядь зимой теплее бывает!

- Ну-у? - удивился солдатик.

- Верно тебе говорю; снегу настоящего нет, правда, а перед рассветом утречком здорово холодно; у нашего сотенного трубочка эдакая была махонькая, стеклянная, мудрено он ее что-то прозывал, ну так он по этой трубочке все смотрел и аж удивлялся...

- Эвона что! Значит, на зиму выдадут беспременно теплые сапоги!

- И полушубки дадут, - добавил казак.

- Лясы точить - точи, а растягиваться - не сметь! - послышался голос того же Василия Петровича, заметившего, что оба собеседника, увлекшись разговором, уменьшили шаг.

- Он ничего не пропустит, - заметил казак, поспешно догоняя шедших впереди.

- Бедовый! - согласился солдатик. - Служака - первейший сорт! И в Хиве был, и на Капказе! Две раны имеет!

- Что и говорить! Второй десяток лет служит!

Ущелье вилось длинной лентой; скалы то суживались чуть не вплотную, оставляя самый неудобный проход, загроможденный камнями, где с шумом пробивался ручей, то снова расходились и глазам представлялась зеленеющая поляна...