Ольга Фомина - Иван Грозный. Жестокий правитель

В мае 1552 года король уведомил Ивана IV о посылке в Россию мастера Богбиндера с типографскими принадлежностями, с Библией и еще двумя книгами с изложением «сущности нашей христианской веры». После перевода на русский язык эти книги предполагалось издать в количестве 2000 экземпляров.

Будучи лютеранином, Кристиан III надеялся увлечь царя идеей борьбы с католицизмом. Однако русское духовенство, ознакомившись с содержанием датских книг, решительно воспротивилось публикации протестантских сочинений.

Благодаря покровительству царя датский печатник не был изгнан из столицы православного царства и, по-видимому, получил возможность работать как частное лицо. Русский первопечатник Иван Федоров с полным знанием дела писал, что на Руси «начаша изыскивати мастерства печатных книг в лето 61 осьмыя тысящи». Датчанин получил рекомендательное письмо в мае 1552 года, летом приплыл в Россию и получил аудиенцию во дворце в ноябре 1552 года, когда царь вернулся в Москву из казанского похода.

Вывод очевиден: русские начали «изыскивать мастерство» в ноябре-декабре 1552 года, с момента свидания датчанина с самодержцем. В 1556 году русские документы упомянули о русском «мастере печатных книг» новгородце Маруше Нефедове.

В первых русских печатных книгах не было указаний на имя печатника, время и место издания. Духовенство не желало, чтобы в православных книгах фигурировало имя мастера-иноверца. Благодаря пробным изданиям московские печатники получили подготовку европейского уровня.

Грозный выделил крупные субсидии на устройство типографии, видимо, уже после отставки Адашева. В Москве был построен Печатный двор. Дело было поручено кремлевскому дьякону Ивану Федорову и Петру Мстиславцу. Оба успели приобрести некоторый опыт книгопечатания благодаря общению с датским печатником: «Искусни бяху и смыслени к таковому хитрому делу, глаголют же неции о них, яко от самех фряг то учение прияста». Фрягами на Руси называли выходцев из Западной Европы. Богбиндер был в глазах русских фрягом.

19 апреля 1563 года Иван Федоров приступил к работе по изданию «Апостола». Первопечатник старался уточнить перевод книги, приблизить его к нормам русского языка. Он продолжал традицию образованных «справщиков», правивших текст «Великих Миней Четьих» по поручению митрополита Макария.

В разгар типографских работ Макарий умер, что крайне неблагоприятно сказалось на деятельности Печатного двора. Отношение к каноническому древнерусскому тексту священных книг и их правка по греческим оригиналам издавна были предметом споров среди московских книжников. Противники Максима Грека утверждали, что его правка портит Священное Писание. Грек отвечал на нападки так: «А яко не порчю священные книги, якоже клевещут мя враждующий ми всуе, но прилежне, и всяким вниманием, и Божиим страхом, и правым разумом исправлю их, в них же растлешася ово убо от преписующих их ненаученых сущих и неискусных в разуме». Во время работы над «Апостолом» слова Максима приобрели особую актуальность. В послесловии к этой книге Иван Федоров утверждал, что неисправленные рукописные книги «растлени от преписующих ненаученых сущих и неискусных в разуме». Фактически печатник процитировал слова Максима Грека.

Царь поощрял деятельность Ивана Федорова, но у него не было случая высказаться по поводу его исправлений. Зато Курбский, в недавнем прошлом друг и единомышленник Грозного, открыто отстаивал московские исправленные переводы и советовал следовать образцам «старых нарочитых или паче Максима Философа переводов».

В России не все думали так, как Курбский. Фанатики с подозрением взирали на любые попытки изменить хотя бы единую букву в привычных старых рукописных книгах. Их поддерживали «священноначальники» (иерархи церкви) и «начальники» (земские бояре). Они пуще огня боялись, что новшества, которые войдут в жизнь вместе с книгопечатанием, могут обернуться расколом церкви.

Находясь уже за рубежом, Федоров смог с полной откровенностью изложить начальную историю Печатного двора и указать на своих покровителей, с одной стороны, и гонителей – с другой. Происки последних вынудили его свернуть свою деятельность в Москве и уехать на чужбину.

В послесловии к львовскому изданию «Апостола» 1574 года Федоров сделал знаменательное признание: «Сия же убо не туне начах поведати вам, но презелного ради озлобления, часто случающегося нам, не от самого того государя (Ивана IV), но от многих начальник и священноначальник, и учитель, которые на нас зависти ради многие ереси умышляли… Сия убо нас от земля, и отечества, и от рода нашего изгна и в иные страны незнаемы пресели».

Печатный двор находился в ведении земской Боярской думы, так что печатникам пришлось терпеть «зельное озлобление» от земского руководства. Наибольший интерес к религиозным вопросам проявлял круг земских «начальников», к которым принадлежали Иван Большой Шереметев, «канцлер» Иван Висковатый и прочие. Не среди них ли следует искать гонителей печатника Федорова?

Обвинения против кремлевского дьякона носили самый серьезный характер. Еретикам на Руси грозила тюрьма либо ссылка.

Как Федоров оказался в Литве? Литовский православный магнат Юрий Ходкевич прибыл в Москву с посольством летом 1566 года. Пока он вел переговоры о заключении перемирия, на литовско-русской границе установился недолгий мир. По-видимому, именно Юрий Ходкевич передал Грозному просьбу брата, великого гетмана литовского Григория Ходкевича оказать ему содействие в устройстве православной типографии в Литве. «Великое посольство» на Русь сопровождал огромный обоз. Видимо, с этим обозом за границу было отправлено громоздкое типографское оборудование.

Почти сразу после отъезда из России Иван Федоров нашел пристанище в селе Заблудово, вотчине Григория Ходкевича. Здесь при церкви во имя Богородицы и Николы Чудотворца московский мастер трудился с 1567 по 1570 год. Царь Иван сознавал себя покровителем и заступником всех православных людей. Именно по этой причине он удовлетворил просьбу Григория Ходкевича. Отпуск в Литву Ивана Федорова с типографскими принадлежностями был знаком доброй воли с его стороны. России нужен был мир с Литвой и Польшей.

За рубежом Иван Федоров поддерживал связи с лицами, бежавшими из России и резко враждебными царю Ивану. У него не было причин заискивать перед царем, произносить лицемерную хвалу московскому «тирану». Потому особую ценность приобретают его слова о полной непричастности государя к травле печатника в России.

В послесловии к московскому «Апостолу» Федоров констатировал, что монарх проявил исключительную щедрость, «нещадно даяше от своих царских сокровищ делателем (печатникам) и к их успокоению, донеже и на совершение дело их изыде».