Николай Степанов - Гоголь: Творческий путь

В художественном произведении организация всех речевых элементов служит для наиболее полного и совершенного выражения идейно-художественного замысла. Язык приобретает здесь эстетическую функцию. Речевые элементы в художественном произведении при всем своем многообразии получают единство, подчинены задаче раскрытия его идейного замысла. Поэтому вопросы стиля являются вместе с тем и вопросами художественного метода и мастерства писателя. Именно в стиле находит свое выражение неповторимое своеобразие его художественной манеры. Писатель создает свой индивидуальный стиль, пользуясь средствами общенародного языка, применяя его словарный фонд, его грамматические формы сообразно со своими идейно-художественными задачами. Стиль «Вечеров на хуторе» представляет сочетание устного народного сказа и индивидуальной авторской речи. В переплетении живого разговорного языка с формами книжно-патетического стиля – своеобразие «Вечеров». Гоголь пользуется здесь синтаксическими и грамматическими формами русского языка, включая в него относительно небольшое количество украинских слов и оборотов. Украинские слова и выражения подчеркивают специфичность бытовой обстановки украинской деревни, реалистически рисуют народные типы и характеры.

Украинские слова и обороты придают языку «Вечеров» народный колорит, подчеркивают характерность и национальное своеобразие речи украинских персонажей повестей, устный, «сказовый» характер самого повествования. Но нигде эти украинизмы не нарушают и не оттесняют основного для повестей русского языка, его грамматического строя и основного словарного фонда, только лишь острее и ярче выделяясь на его фоне. Во втором издании «Вечеров» (а затем и в последующих их переизданиях) Гоголь еще более сократил количество украинизмов как в синтаксисе, так и в словаре своих повестей. Напомним, что к каждой части «Вечеров» был присоединен особый словарик украинских слов, таких, как «бандура», «буряк», «буханец», «гопак» и т. д., – в основном слова, обозначающие предметы сельского хозяйства, бытового обихода, местных родов кушаний, растений и т. д.

Однако Гоголь отчетливо сознавал обращенность своих повестей именно к русскому читателю, их значение для русской литературы. Поэтому украинские слова вводятся им лишь изредка, как напоминание о речевой характеристике рассказчика, как усиливающие местный колорит. Тремя годами позднее после выхода «Вечеров» Гоголь писал М. Максимовичу по поводу его переводов украинских песен на русский язык, подчеркивая значение включения отдельных украинских слов в русскую речь: «я сам…вряд ли бы уберегся от того, чтобы не влепить звонкое словцо в русскую речь, в простодушной уверенности, что его и другие также поймут. Помни, что твой перевод для русских, и потому все малороссийские обороты речи и конструкцию прочь!» В «Вечерах» же сам Гоголь еще нередко пользовался оборотами и конструкцией украинской речи, но уже после «Миргорода» он почти полностью отказывается от этого, обращаясь к нормам русского литературного стиля. В «Вечерах» Гоголь демократизирует литературную речь, раздвигает ее рамки, широко пользуясь возможностями обогащения русского литературного языка украинизмами.

Гоголь является подлинным живописцем слова, с удивительной точностью и выразительностью рисуя средствами языка характер, профессию, социальное положение своих героев. Эта индивидуализация речи каждого из персонажей в «Вечерах» еще лишь намечалась, оставаясь в сфере общих социальных характеристик; полностью это свойство поэтического языка Гоголя раскроется позднее. Акад. В. В. Виноградов писал по поводу языка «Вечеров на хуторе»: «Задача Гоголя состояла в том, чтобы усилить характеристическую выразительность и лаконизм рассказа, приблизить повествовательный стиль к устно-народной речи, гармонически слить его образную структуру, его семантический строй, заключенное в нем «мировоззрение» с образом деревенского дьячка, расцветить сказ экспрессивными красками народной речи с оттенками украинизма. Отход от норм среднего литературного стиля предшествующей эпохи требовал решительного преобразования лексики и синтаксиса и насыщения их разговорно-народными «приметами».[90]

Основная задача, которая была поставлена Гоголем в «Вечерах», – сближение литературного языка с народным, в противовес тому разграничению языка литературы и языка общенародного, которое было столь характерно для сентиментально-салонного стиля карамзинистов и начальной поры русского романтизма. Гоголь смело разрушил искусственную замкнутость литературной речи, уничтожив перегородки между ней и речью народной. В «Вечерах» это еще подчеркнуто обращением к украинскому языку, который в глазах русского читателя имел более «простонародный» характер. Употребление украинского просторечия чаще всего служит для комической характеристики персонажей, передает бытовые особенности.

Народный юмор повестей сказался и в том, что Гоголь охотно дает своим героям смешные фамилии – Солопий Черевик, Голопупенко. Эти фамилии рассчитаны уже по своей этимологии на комический эффект, подчеркивают щедрый юмор повестей. В «Пропавшей грамоте» Гоголь даже вводит перечень комических фамилий: «Тогдашний полковой писарь, вот нелегкая его возьми, и прозвища не вспомню… Вискряк не Вискряк, Мотузочка не Мотузочка, Голопуцек не Голопуцек…знаю только, что как-то чудно начинается мудреное прозвище».

Не только украинское бытовое просторечие, но и иные формы речи служат Гоголю для характеристики персонажей, для создания языкового комизма. Смешна вычурно-книжная речь «горохового панича», над которой потешается «пасичник». Еще комичнее церковный жаргон поповича в «Сорочинской ярмарке» или дьяка в «Ночи перед рождеством», особенно неуместный в той бытовой обстановке и ситуации, в которой оказываются эти персонажи. Так, например, дьяк в «Ночи перед рождеством» изъясняется витиеватым, книжным слогом с примесью церковнославянских фраз: «Ради бога, добродетельная Солоха, – говорил он, дрожа всем телом. – Ваша доброта, как говорит писание Луки, глава трина… трин…» Попович Афанасий Иванович в «Сорочинской ярмарке» также говорит на бурсацком жаргоне. Витиеватая, пересыпанная церковными славянизмами речь придает не только социальную и профессиональную характерность его образу, но и комически осмысляется как искусственный, чуждый народному языку жаргон. Упав, перелезая забор, в крапиву, попович успокаивает Хиврю: «Тс! ничего, ничего, любезнейшая Хавронья Никифоровна, – болезненно и шепотно произнес попович, подымаясь на ноги, – выключая только уязвления со стороны крапивы, сего змиеподобного злака, по выражению покойного отца протопопа».