Николай Пинчук - В воздухе - ’яки’

Утром 23 июня мы перелетели на аэродром Дубровка, где базировались полк "Нормандия" и две эскадрильи нашей части, чтобы совместно сопровождать большие группы бомбардировщиков. Было приказано нанести массированные удары по железнодорожным станциям и местам скопления живой силы и техники врага в районе Витебск, Орша, Толочин, Богушевск, Крупки, Борисов. В тот памятный день советские войска перешли в решительное наступление против ненавистного врага на территории Белоруссии. Начала осуществляться операция "Багратион".

Наступление было настолько стремительным и неудержимым, что сразу же подавило и деморализовало многие фашистские части. Пленные немецкие солдаты и офицеры в растерянности бормотали, что Гитлер дал приказ любой ценой удерживать занимаемые позиции, уверял, будто "девятый вал" русских разобьется о их мощную, глубоко эшелонированную оборону, однако все рухнуло…

Мы ежедневно делали по 2–3 вылета на разведку немецких войск и скопления техники, забираясь в тыл врага на 80-100 километров. Я летал в паре с Алексеем Калюжным, а Владимир Запаски со своим тезкой — Баландиным. Пара французских летчиков полка "Нормандия" прикрывала нас от внезапного нападения фашистских истребителей.

Как-то мы с Калюжным зашли к Жаку Андре и Шарлю Монье, чтобы подробно обсудить предстоящий полет. Они не спеша пили кофе.

— О-о-о! Камарад Николай и Льёша! — радостно поднялся навстречу Жак. Просим к столу!

— Что наши русские друзья предпочитают? — любезно осведомился Шарль, держа в одной руке термос с горячим кофе, а в другой — с чаем.

— А что пьют французы? — спросил Калюжный.

— Жак — кофе, а я — русский чай, — смеясь, ответил Шарль.

— Ну, а мы будем и то, и другое, — сказал я и присел к столу.

Поговорили о деле. Потом Шарль взял гитару, тронул струны и запел

французскую песенку.

Когда мы собрались уходить, Жак Аидре серьезно сказал:

— Николай, разведку ведите спокойно, назад можете не оглядываться. Я и Шарль гарантируем вашу неприкосновенность.

Мы произвели глубокую, обстоятельную разведку железной и шоссейной дорог на участке Орша — Борисов, отыскали места скопления вражеской пехоты, танков, полевой и зенитной артиллерии. Удалось выявить, в каком направлении отступают немцы, где закрепляются для обороны, каковы их силы. Во время полета нас бдительно охраняли Андре и Монье. Мы доставили ценные сведения о противнике. Разведданные

тотчас же были переданы в штаб дивизии, а оттуда в штаб армии.

Каждый день сводки Совинформбюро приносили радостные сообщения. 27 июня освобождена Орша, 28 июня враг изгнан из Могилева, 29 июня знамя свободы взвилось над Бобруйском… Части Красной Армии уже находились в моих родных местах. Сердце от радости билось учащеннее.

29 июня моросил частый мелкий дождь. Плотные облака окутали землю на высоте 200–300 метров. Такая погода считалась ограниченно летной. Несмотря на это, утром из штаба дивизии пришел приказ: любой ценой добыть разведданные о противнике на направлении главного удара наших войск. Меня и Владимира Баландина вызвали на командный пункт. Подполковник Голубов поставил задачу — произвести разведку участка шоссейной дороги в районе Крупна, Борисов, Смолевичп. Вместе с командиром полка выбрали наиболее безопасный маршрут и профиль полета. С задачей справились, в этот раз данные разведки передавали по радио открытым текстом.

Только выполнили задание, как поступила команда вторично вылететь по тому же маршруту. Враг, вероятно, не ожидал, что в такую погоду у него в тылу могут появиться советские самолеты. Поэтому первый полет прошел сравнительно спокойно. Зенитки открывали огонь с большим опозданием. Теперь же немцы встретили нас ураганным огнем. Маневрируя скоростью и направлением, иногда скрываясь в облаках, мы сумели уклониться от вражеских снарядов и пуль.

Приземлившись, подтвердили виденное в первом полете. Указали участки, где было особенно большое скопление техники и живой силы врага, пометили на карте места, откуда немцы вели наиболее интенсивный зенитный огонь. Командир полка долго что-то доказывал по телефону офицеру из штаба дивизии, а когда вышел на улицу, мы увидели, что он чем-то расстроен.

— Генерал приказал еще раз осмотреть и обшарить этот район, — тихо сказал Голубов. — Вы уже устали, я слетаю сам.

Он дал команду старшему инженеру полка Андрею Захаровичу Нестерову быстро подготовить самолет Баландина. Командир полка и этот летчик были одинакового роста, и не требовалось подгонять сиденье в кабине. Через полчаса Голубов поднял "ястребок" в воздух. Данные о противнике он передавал по радио. Затем от него поступило сообщение, что ведет бой с двумя немецкими истребителями. А через несколько минут связь прекратилась.

В томительном ожидании два полка, наш и французский, внимательно вглядывались в небо. Проходил час, другой, а командирского "ястребка" все не было. И только во второй половине дня на аэродроме приземлился транспортный самолет. Из него на носилках вынесли израненного и обгоревшего подполковника Голубова. Посмотрев на командира, кто-то сказал:

— Отвоевался наш "Батя"… На него зашикали:

— Помолчи, не каркай!

Голубов на какое-то время пришел в себя, немного приподнялся и еле слышно прошептал: "Гвардейцы… "Раяки"… Отомстите!.." Голова его безжизненно упала на носилки.

У подполковника обгорели колени и плечо, были сломаны 7 ребер, нога, ключица, треснула тазобедренная кость, поврежден череп. Шансов на жизнь очень и очень мало. Мы стояли вместе с французами и не могли в утешение ни слова вымолвить. У многих на глазах навернулись слезы.

Носилки с полуживым командиром перенесли в другой самолет, и он взял курс на Москву, чтобы доставить раненого в Центральный военный госпиталь.

Командование полком принял майор С. А. Сибирин. Это был волевой, смелый летчик. на своем боевом счету он уже имел 18 сбитых самолетов врага. Большой радостью для всех нас явился Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1 июля 1944 года о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Сибирин был первым летчиком в нашем полку, удостоенным высшей награды Родины. А потом пришла еще одна радостная весть: приказом Верховного Главнокомандующего нашему 18му гвардейскому авиаполку было присвоено почетное наименование "Витебский". В эти торжественные минуты мы не забывала о своем "Бате", беспокоились о его судьбе.

Медики сделали все, чтобы вернуть в строй командира полка. В один из октябрьских дней к штабу подкатил юркий "виллис". Из него не спеша вышел высокий человек в кожанке и шапке. Все тотчас узнали Анатолия Емельяновича Голубова. По аэродрому от самолета к самолету понеслась новость: