Питер Даффи - Братья Бельские

Но Бельские ошибались.

В первые дни декабря 1942-го, когда земля уже покрылась снегом, немцы повели массированное наступление на партизан, начав с Липичанской пущи, находившейся далеко на западе. Там базировалось несколько партизанских отрядов, в том числе и еврейский, сформированный из тех, кто сумел выбраться из гетто в Дятлове и небольших окрестных городов.

Через несколько дней до братьев дошли страшные рассказы о побоище, устроенном фашистами. Евреи, которым удалось бежать из Липичанской пущи, рассказывали, что нацисты прочесали каждый метр лесной чащи, сожгли дома в окрестных деревнях и расстреляли много безоружных крестьян. Среди убитых был доктор Йехезкель Атлас, отважный еврейский партизан, ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, и Хирш Каплинский, беглец из гетто, собравший еврейский партизанский отряд летом 1942 года.

Бельские привели свой отряд в состояние полной боевой готовности. Сначала они намеревались защищаться, но затем поняли, что, пока не поздно, надо уходить с насиженного места. Ведь они теперь отвечали за жизнь более сотни человек. Отряд оставил теплые землянки, в которых люди едва успели обосноваться, и по лесным дорогам направился на север. Через несколько дней они вышли к околице крошечного поселка Журавельники, где немцев еще ни разу не видели. Здесь разбили временный лагерь и развели костры, чтобы люди смогли хотя бы немного обсушиться. Затем двинулись еще дальше на север, в район деревни Храпинёво.

Несколько дней спустя в отряде отпраздновали Хануку. Этот праздник знаменует чудо масла, которое горело восемь дней в меноре Храма после победы Маккавеев над сирийскими завоевателями, осквернившими Храм. После пересказа знакомой истории один из мужчин заметил, что Красная армия, наконец, одерживает победы на Востоке и вскоре погонит немцев назад к Берлину.

Но такие моменты оптимизма были крайне редки. Люди ужасно страдали на новом месте — ведь приходилось спать на голой земле. Некоторые бойцы, уставшие от трудностей, связанных со снабжением безоружных и беспомощных «мальбушим», поговаривали об уходе и формировании своих собственных отрядов. Главными смутьянами в этом вопросе были два брата из Новогрудка — Аарон и Мордхе Любчанские, которые во всеуслышание объявили, что пойдут своим путем.

Именно этого больше всего опасался Тувья, когда формировался отряд. Зусь и Асаэль предлагали обойтись с Любчанскими как с изменниками, но Тувья решил иначе. Подумав, он приказал всему отряду собраться в одном месте и произнес речь.

— Наша цель, как я уже говорил, состоит в том, чтобы спасать евреев и принимать их в отряд с широко раскрытыми объятиями, — сказал он. — И мы выполняли эту святую миссию с истинным самопожертвованием. Я хочу спросить братьев Любчанских: «Покажите мне того, кто научил вас стрелять? И кто дал вам оружие?» Я приказываю братьям Любчанским и тем, кто их поддерживает, сдать оружие и пусть идут на все четыре стороны.

Тувья дал Любчанским двадцать четыре часа, чтобы собраться, и пригрозил расстрелом, если они задержатся. Это был ясный сигнал всем, кто мог расколоть отряд. Не ожидавшие такого поворота, Любчанские пошли на попятный. Тувья позволил им остаться, но при условии, что оружие они все-таки сдадут.

Неделя прошла спокойно, и братья решили, что опасность миновала. Они послали две группы вооруженных бойцов назад, к землянкам в лесах Перелаза и Забелова, на разведку. Сами они остались на новом месте. Люди из лагеря рассредоточились по округе, многие обосновались прямо в лесу. Двенадцать человек нашли пристанище неподалеку от Храпинёва в двух крестьянских домах, в которых жили пожилые поляки. Это обернулось трагической ошибкой.

Среди этих двенадцати были жена Тувьи — Соня, ее сестра Регина Тиктин и сын Регины — Гриша; в лесу они ужасно страдали от холода, и нормальное человеческое жилье показалось им настоящим спасением. Все они несколькими месяцами ранее были выведены Тувьей из Лидского гетто. К ним присоединились несколько вооруженных бойцов. Жена Зуся, тоже Соня, устроилась в соседнем доме вместе с Хаей, женой Асаэля, и Исраэлем Котлером, которого в шутку прозвали Салантером в честь основателя движения Мусар раввина Исраэля Салантера.

Они не могли выбрать себе худшие места для постоя. В полдень 5 января 1943 года местные полицаи и немцы в маскхалатах, что делало их незаметными на снегу, подобрались к деревне. Они застигли врасплох единственного часового, которого еврейские партизаны выставили на дороге, и убили его. Это произошло на глазах двух русских партизан, случайно оказавшихся в Храпинёве. Они помчались к дому, где скрывались Салантер и жены Зуся и Асаэля, и успели опередить немцев:

— Уходите немедленно! Сюда идут немцы!

Все трое выскочили из дома так быстро, как только могли, и побежали, увязая в глубоком, по колено, снегу. Внезапно Соня провалилась в какую-то глубокую яму.

— Хая, беги, — сказала она жене Асаэля. — Скажи моим родителям, что меня убили.

Но Хая и Салантер отказались оставить ее. Они ухватили Соню за волосы, затем за руки и вытащили из ямы. Потом все трое смогли достигнуть спасительной опушки.

Им повезло. Немцы забросали дома гранатами и убили всех, кто попытался убежать. Затем они начали прочесывать деревню и обнаружили молодого партизана Леви Вулкина, который спрятался в надворной постройке. Его схватили и начали допрашивать, добиваясь, чтобы он открыл местонахождение еврейского лагеря. Когда он отказался говорить, его подвергли жестоким пыткам. По рассказу Хаи, ему выдавили глаза, а позже повесили на ярмарочной площади в Новогрудке.

Когда Тувья, Зусь и Асаэль услышали выстрелы, они вскочили на лошадей и вместе со своими бойцами поскакали в Храпинёво. Но они опоздали. Повсюду лежали трупы. «Это было нечто неописуемое», — позже говорил Тувья. Все трое решили, что их жены погибли.

По меньшей мере, девять евреев были убиты. Это были первые потери, понесенные отрядом Бельских за шесть месяцев с момента его формирования. Были убиты и три поляка, которые так рисковали, приютив евреев.

Тем же вечером глава местного полицейского участка собрал деревенских мужчин, чтобы похоронить погибших.

— Нас пошло человек пятнадцать, — вспоминал белорус Иван Коренюк, один из них. — Мы их похоронили. Все они были без одежды. Полиция, видимо — не немцы, — забрала всю одежду. Их побросали в яму и закопали. Никакой дощечки, ни камня, ничего.

Братья были убиты горем. Они отправились в дом к Константину Козловскому, где оплакивали своих молодых жен. Но на следующее утро к дому подкатили сани, и из них выбрались Соня Больдо, Хая и Салантер. «Это было так, будто они явились с того света», — говорил Зусь.