Е. Петров - Космонавты

Все дни, проведенные на космодроме, были очень напряженными. Весь день всей группой космонавтов велась серьезная работа. Отдыхали только поздними вечерами да ночью. Я все время, стараясь не спешить, поторапливал ребят: график времени был жестким. Счет велся буквально по минутам.

Я изредка спрашивал Юрия:

— Не устал?

— Я-то что, — отвечал он. — Лишь бы нужные нам специалисты не уставали, с нами занимаясь… Для нас это не нагрузка после всех ранее проведенных занятий и тренировок…

Я же видел: немного устают ребята, но все держатся хорошо и марку терять не хотят. Хорошо и то, что искренне заботятся о Юрии и Германе. Они же оба старались, я бы сказал, как одержимые. После напряженной работы на лбу у Юрия выступали капельки пота, а на лице появлялась замечательная улыбка.

В дни перед стартом Юрий особенно внимательно и чутко относился к товарищам-космонавтам и ко всем нам, окружавшим его. И в голосе у него была какая-то особенная ласковость. Он всех одаривал своей чудесной улыбкой. И для всех находил теплое слово. При встрече с Гагариным светлело лицо даже сурового начальника одной из служб космодрома. Он признался нам:

— Черт подери, к этому парню как магнитом тянет…

И космонавтов в предстартовые дни тянуло к Гагарину: они появлялись и подолгу задерживались в нашем домике. Мне и Герману не раз приходилось всю компанию провожать до автобуса. Когда мы возвращались, оттуда еще долго доносились разговоры. Характерно, что о предстоящем полете никто не произносил ни слова. Будто ни Гагарин, ни кто другой никуда и не собирался.

И все же однажды у Юрия буквально на миг промелькнула тень некоторого замешательства. Произошло это так. Несколько человек из обслуживающего технического состава неожиданно попросили Гагарина сделать им автографы. Один из них сказал:

— Подпишите мне, Юрий Алексеевич, книгу. Пусть будет мне памятью о вас.

Эти слова резанули слух присутствовавших. Прозвучали они как-то неудачно, неуместно. Так обычно говорят человеку, с которым не надеются больше встретиться. На лице Юрия я уловил секундную нерешительность. За все время нашего пребывания на космодроме он впервые не нашелся, не сумел сразу ответить собеседнику. Затем несколько тише обычного спросил:

— Надо ли это?

— Ничего, подпиши, — подчеркнуто решительным тоном посоветовал я. — И вообще привыкай, Юра. После полета тебе предстоит сделать по меньшей мере миллион автографов. Пусть это будут первые.

Гагарин снова заулыбался и сделал пару автографов: на книге одного техника и на фотографии сына — другого. Тогда еще не существовало ни одной открытки первого космонавта мира Ю. А. Гагарина.

Верю в тебя

Церемония поцелуев, объятий и добрых пожеланий в дорогу состоялась перед выездом из монтажного корпуса. Вначале с Юрием до скорой встречи распрощались космонавты, затем подошел я. Он уже стоял во всех космических доспехах, немного неуклюжий, но величественный, как рыцарь. Что-то надо сказать — он ждет. И я сказал:

— Верю в тебя, Юра, Верю в успех твоего полета. Давай обнимемся, старина.

При слове «старина» он засмеялся и подался ко мне навстречу. После мужского объятия, и поцелуя, я не сразу почувствовал, что лоб мой украшала царапина и шишка — результат встречи с космическим шлемом и его замками.

После прибытия на старт и короткой церемонии вместе с космонавтами мы перебрались в район радиостанции — там слышны были все радиопереговоры с Гагариным. Одним из тех, кто со старта держал связь с Юрием был наш космонавт — Павел Романович. Стоя у динамика, мы буквально превратились во внимание. Каждое слово Гагарина воспринималось совершенно особо. Космонавты ценили каждую искорку юмора. Они воздавали дань выдержке и хладнокровию своего друга в такие напряженные минуты. По голосу слышим — у микрофона Главный конструктор. Он говорит Гагарину:

— Все идет хорошо. Не беспокойтесь. Как себя чувствуете?

— Я не беспокоюсь, чувствую себя отлично, как вы себя чувствуете? — весело отвечает Юрий. — Передайте врачам: пульс у меня нормальный.

Космонавты захлопали в ладоши. Они гордились тем, что там, в корабле «Восток-1», находится и так замечательно ведет себя их товарищ.

На всю жизнь останется в памяти старт «Востока-1». Звездолет вначале медленно, затем все скорее и скорее поднимался и взмывал в небо, унося с собой человека. Что происходило на земле! Все мы от возбуждения что-то кричали, обнимались. Почти у всех на глазах набежали слезы радости. Но никто этого не стыдился. Да разве можно рассказать об этом словами!

Свершилось грандиозное историческое событие. Ракета уже скрылась из виду, а люди стояли и смотрели в небо. На миг у всех появилась какая-то растерянность.

Никто не знал, что теперь делать, куда идти? Все еще чего-то ждали.

Через несколько минут за нами пришел автобус. Космонавты первыми обрели спокойствие: всем хотелось действовать. Я задержался у машины. Слышу по радио разносится знакомый голос диктора Левитана: «Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника „Восток“ является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор Гагарин Юрий Алексеевич». Словно ток высочайшей радости прошел через мое сердце. В полете Юра стал майором. Оглянулся: с кем поделиться новостью? Рядом со мной стоял Григорий. Он слышал снова диктора. В его глазах блеснули искренние росинки радости. Мы обнялись, дружески пожали друг другу руки. Гриша сказал мне:

— Я рад за Юру, — и гордо добавил: — Вот мы какие, Евгений Анатольевич, — все можем, и в космос тоже можем.

В такие минуты человек виден весь. При этом говорит в нем все лучшее. Я видел, что Григорий гордится не за себя, а за коллектив, который смог дать и подготовить для такого всемирно-исторического события достойного своего представителя.

А отовсюду уже неслись крики:

— Ура, Гагарин!

Он научился творить

Главный конструктор как-то спросил у космонавтов, научились ли они учиться?

Космонавты замешкались с ответом. Никто как-то раньше не думал: умеет ли он учиться? Учились в школе, в авиационном училище… Одни лучше, другие хуже, по-всякому. И здесь, на новом месте, они старательно учатся. Но умеют ли они это делать — пусть скажут другие… Видимо, академик имел в виду что-то другое… какую-то другую особенную учебу… Но какую?

Видя, что космонавты затрудняются что-либо ответить, он сам пришел им на помощь:

— Что значит: научиться учиться? Я не сомневаюсь, что все вы отлично освоите корабль. Ну, а ведь дальше что? Не получится ли у некоторых так, как в свое время получилось со мной? Я закончил институт. После сдачи дипломного проекта пришел домой и, облегченно вздохнув, сказал матери: «Мама, теперь все эти книги, чертежные столы, линейки можно забросить. Я — инженер». И забросил на время. Но очень скоро понял… настоящая учеба-то только начинается. Только на новом, я бы сказал, более разумном уровне. Теперь я знал, что мне нужно, чего я хочу и где можно подчерпнуть необходимое. Творческая жизнь и работа — это цепь сплошной учебы, сплошных экзаменов. Если человек чему-то и научился, так это главным образом для того, чтобы легче, быстрее он сумел проникнуть еще глубже в содержание того, чем он занимается. Постоянно учась, человек может творить. Понятно ли вам, к чему я клоню?