Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 2. 1970-1983 (сокр. вариант)

Книжка 84

Май – июль 1979 г.

Йошкар - Ола - Козьмодемьянск - Москва - Загорск - Москва - Сухуми - Тбилиси - Москва

Юрий Александрович Сенкевич во время путешествия на «Ра-1»

Беседа с Юркой Сенкевичем

Юрка, оказывается, родился в Монголии и прожил там первые два года своей жизни. Отец его – военный врач, дед и мать (любимая операционная сестра у профессора Оппеля) работали в Военно-медицинской академии в Ленинграде. Во время блокады Юрку успели вывезти по Ладоге, Дороге жизни. В эвакуации жил с матерью в селе Боровое Кировской области. Вернулся в Питер в 1944-м. В детстве был очень самостоятельным, рассудительным, хулиганистым. Когда в 1946-м вернулся с войны отец, жили в городе Гдов Псковской обл. Ходил с отцом на охоту, ловил раков, строил плоты и плавал на них, ездил на лошади, молотил рожь, косил сено. С восьми лет не расстаётся с собаками. В школе его учительницей по литературе была Александра Ивановна Стругацкая, мать Аркадия и Бориса, которые учились с ним в школе.

Жил на Выборгской стороне, неподалёку от крейсера «Аврора». Ездил с отцом в военные лагеря, ходил там «в атаку», бегал кроссы в Красном Селе. Проблемы выбора профессии не было: шесть лет в Военно-медицинской ордена Ленина Краснознамённой академии им. С.М.Кирова. Анатомический музей там начал собирать Пирогов. Учебные пособия делал Клодт: височная кость размером в 1,5м. Едва ли не лучшая медицинская библиотека в стране. К моменту окончания академии у Юрки уже были три научные работы. «На меня уже ссылались!» Работал в Новгородской области, станция Выползово. Лечил солдат. Солдаты занимались геодезическими изысканиями на Валдае, Юра обеспечивал медицинское обслуживание экспедиций.

Переехал в Москву. Институт авиационной медицины. Институт медико-биологических проблем. Занимался моделированием невесомости. После полёта Бориса Егорова сделали в 1966 г. спутник «Космос-110», в котором 22 дня летали собаки Ветерок и Уголёк. Вживлял им датчики. Это был рекорд пребывания живых существ в космосе, который был побит американцами («Скайлэб», первая экспедиция) только через восемь лет.

Парин159 хотел создать на станции «Восток» в Антарктиде на высоте 4,5 тыс.м полигон для изучения гипокинезии160 и гипоксии161. Гипоксия может вызвать эффекты, обратные гипокинезии. Юра поехал туда вместе с Сашей Завадовским и хирургом Володей Медведковым. Оборудовали в Антарктиде лабораторию функциональной диагностики, поставили велоэргометр. Всего на станции «Восток» жили 16 человек. Испытывали добровольцев. Это была первая в мире работа в подобных условиях. На основании полученных данных потом защитил диссертацию.

Василий Васильевич Парин

Ещё до Антарктиды у Бориса Егорова с Королёвым был договор о запуске корабля с физиологом и животными. Стали готовиться втроём: Женя Ильин, Саша Киселёв и Сенкевич. Потом Юра уехал в Антарктиду, а когда вернулся – тренировки были продолжены. Но полёт этот так и не состоялся.

Потом было два плавания на плоту «Ра» с Туром Хейердалом. Только во втором походе (1-й плот «Ра» утонул в 90 милях от острова Барбадос) все поняли и меру опасности, и меру трудностей. Потом был «Тигрис». Тур – истинный космополит в самом высоком смысле этого слова. Он мгновенно находит контакт с самыми разными людьми. «Тур такой, какими должны быть все люди».

Потом настало время ТВ. Поначалу очень помогли дикторы Валя Леонтьева и Володя Ухин. ТВ требует, чтобы слова, которые ты говоришь, тебе самому были интересны. Не читать! Размышлять перед камерой! Пытался представить себе того кому рассказывал. Сажал перед собой Ксюшу162. Телеэкран выявляет такие детали общения, которые мы не замечаем в повседневной жизни.

Фильм «Взлёт» талантливого Саввы Кулиша о Циолковском (его играет Женя Евтушенко) мне не понравился. Циолковский в фильме очень много говорит, что уже неправда, поскольку Циолковский, как все глухие люди, говорил очень мало. Его монолог о полуобразованности звучит фальшиво, равно как и спор с сыном о бесконечности жизни и энтропии. Обыск. Хорошо, пусть обыск. Но это не обыск, а погром. Как же Савва, которого я знаю, как человека тонко чувствующего, не может понять, что если Циолковский думает о перелётах на другие миры в то время, когда его дочь арестовывают, он не только не усложняет образ, а, если подумать, делает его примитивнее.

Книжка 86

17 октября – 15 ноября 1979 г.

Париж – Амбуоз – Париж

Осенью 1966 г. выступая перед белорусскими ребятишками-«следопытами», Юра Гагарин сказал:

— Полёты в космос – величайшая мечта человечества, осуществлённая нашим поколением. Мы ещё не осознали всей грандиозности того, что свершилось...

Всегда говорил, что Гагарин был гораздо умнее, чем это казалось многим.

Книжка 88

Март – июль 1980 г.

Москва – Переделкино – Пенза – Москва – Пермь – Кудымкар – Юсьво – Сепочь – Верещагина – Кунгур – Пермь – Москва – Карабиха – Ярославль – Москва – д.Печки Калужской обл. 

Два вечера в Переделкино с Евтушенко. Сумбурный разговор обо всём. Он гораздо лучше говорит, чем слушает. Мнение собеседника не очень для него важно. По глазам видно, что он не столько тебя слушает, сколько использует время для обдумывания своего следующего монолога. Но вдруг цепко хватает какую-то отдельную мысль или удачное слово, радуется, подбрасывает его на ладони, как горячую печеную картофелину, и, поиграв, откладывает. Я говорю:

Ты знаешь, я – газетчик, стихи читаю, но разбираюсь в них плохо. Скажи, кто сегодня самый лучший поэт в Союзе?

— Придуряешься? Ну конечно, я! — Продолжил загадочной фразой: — Но на русском языке лучше меня пишет Иосиф Бродский...

Рассказывал о какой-то убогой девочке из Коломны, в которую вселилась Марина Цветаева. Обвинял Вознесенского в человеческой слабости, Рождественского – в тупости, о Белле163 говорил, как о больной. Сам приготовил очень вкусный салат и коктейль, напомнивший мне студенческие годы своей горьковатой пряностью. Жена его ждёт второго ребёнка. Её просвечивали ультразвуком и определили мальчика. Она умна, проста и приветлива, как и её отец, с которым нас с Наташей164 познакомили потом. Женя дал прочесть рукопись своего романа.

Роман «Ягодные поляны» интересен и написан хорошо, но не более того. Это – не литературное событие, как мне кажется. Знает ли он это, чувствует ли это сам? Не понял. Но зачем он так упорно держится за «космическое» вступление, почему-то названное эпилогом? Не может выйти из образа Циолковского, которого сыграл в кино? И зачем эта последняя глава о Циолковском, никакого отношения к роману не имеющая? Это «космическое» обрамление кажется мне искусственным, и роману низачем не нужным. Но он упрямо мотал головой, как конь, и отказывался это признать.