Джером Джером - На сцене и за кулисами: Воспоминания бывшего актёра

Местом моего назначения был маленький торговый городок в одном из восточных графств, куда я приехал около полудня. Из всех городов, в которых мне приходилось когда-либо бывать, этот город можно было бы назвать мертвым городом по преимуществу, несмотря на то, что тут жили люди. Таковы все города в восточных графствах, — они более или менее и мертвые, и в то же время живые, и скорее первое, чем последнее, но тот город, в который я приехал, был олицетворением скуки.

У вокзала не было ни души. На вокзальном дворе стоял один только кэб, в который была впряжена хромоногая лошадь; эта последняя, со своею опущенной головою и согнутыми ногами, изображала собою картину покорившегося судьбе несчастья; но возница куда-то исчез, — может быть, его смыл дождь, который лил как из ведра, не переставая.

Оставив свои вещи на вокзале, я пошел прямо в театр. Дорогой я заметил две или три зеленых афиши, озаглавленных: «Королевский театр»; в них говорилось, что известный всему миру трагик из Дрюри-Лэна будет сегодня вечером великолепно исполнять свои роли в «Ричарде III-м» и «Идиоте-свидетеле». Жителей города, ради их собственной пользы, просили «приходить пораньше». Когда я пришел в театр, то вся труппа была уже в сборе на сцене, и актеры имели такой же мрачный вид, как и сам город. У всех них был насморк, не исключая и антрепренера, «известного всему миру трагика из Дрюри-Лэна», который, кроме этого, страдал еще и невралгией в лице (tic douloureux).

После того как были прорепетированы на скорую руку трагедия, мелодрама и шутка, которые давались в этот день вечером (до моего приезда все мои роли пересылались мне по почте), я отправился разыскивать себе квартиру, так как пришел к убеждению, что мне одному будет веселее, нежели в обществе какого-нибудь актера из этой труппы.

Когда переезжаешь из одного города в другой, то нельзя сказать, чтобы отыскивание квартиры было особенно приятным делом. Это значит, что человек должен проходить час или два взад и вперед по глухим улицам, поглядывать искоса на окна, стучаться в двери и ждать на подъездах. Все это время вам представляется, что за вами следят все жители улицы, что они считают вас или за обманщика с просительными письмами, или за сборщика водяного налога, а потому относятся к вам с презрением. Вы только тогда и найдете подходящее помещение, когда перебываете во всех тех, которые вам не подходят. Если бы только можно было начать с конца и идти в обратном порядке, то поиски прекратились бы сразу. Но почему-то всегда случается, что вам это не удается и вы бываете принуждены идти обычным путем. Во-первых, есть такие комнаты, за которые запрашивают вдвое против того, сколько вы можете дать, и тут вы говорите, что зайдете опять и что вам нужно наперед повидаться с одним приятелем. Потом есть такие комнаты, которые только что сдали, или сейчас сдадут другому, или же сейчас не сдают. Есть такие комнаты, в которых вы должны спать в одной постели с другим джентльменом, а этот другой джентльмен оказывается или бильярдным маркером из отеля напротив, или же каким-нибудь получающим поденную плату фотографом.

Есть такие хозяева, которые не пустят вас к себе потому, что вы не женаты и с вами нет жены, или же потому, что вы — актер; хозяева, которые требуют, чтобы вас целый день не было дома, или такие, которые требуют, чтобы вы возвращались домой в десять часов вечера. А затем бывает и так, что вам отворит дверь какая-нибудь одетая неряшливо женщина, а за ней бежит целая куча грязных ребятишек, которые держатся за ее юбку и смотрят на вас с немым ужасом, очевидно думая, что вот и на самом деле пришел тот «большой страшный человек», которым их так часто пугают; или выйдет какой-нибудь дурак — муж, который почешет в голове и скажет, что вам лучше зайти в другой раз, когда будет дома «хозяйка»; или же — что раздражает всего больше — хозяйка, когда вы уйдете, остановится в дверях и будет смотреть вам вслед, так что у вас пройдет охота смотреть квартиры в других домах на этой улице.

Я был готов ко всему этому, когда отправился отыскивать квартиру, но мне не было суждено испытать это мучение. В настоящем случае я был избавлен от затруднения выбрать себе квартиру по той простой причине, что совсем не было таких комнат, которые отдавались бы внаймы. По-видимому, жителям этого прелестного места никогда и в голову не приходила мысль о том, что кто-нибудь пожелает нанять здесь квартиру, чему я нисколько не удивляюсь. Были две гостиницы на Гай-стрит, но провинциальные актеры не имеют достаточных средств для того, чтобы жить в гостинице, хотя бы и недорогой, а «меблированных комнат» или же «комнат с кроватью для одиноких джентльменов» и совсем не было. Я исходил все улицы в городе, но нигде не нашел ни одного билетика, а затем прибегнул к последнему средству — пошел в булочную для того, чтобы справиться.

Я, право, не знаю, отчего булочники должны лучше других торговцев знать семейные дела своих соседей, но почему-то я всегда думал, по крайней мере, думал до тех пор, пока мое мнение не было сразу опровергнуто. Я спросил у двух булочников, но оба они только покачали головой и сказали, что не знают никого из обывателей, кто бы сдавал внаймы комнаты. Я был в отчаянии, но на Гай-стрит, осматривая дома, я увидал, что в дверях магазина модистки стоит какая-то особа с очень приятным личиком и смотрит на меня с улыбкою.

Это внушило мне некоторую надежду, я также улыбнулся и спросил у обладательницы приятного личика, не может ли она порекомендовать мне какую-нибудь квартиру. Обладательница приятного личика была, по-видимому, удивлена этим вопросом.

— Разве monsieur намерен поселиться в городе?

На это monsieur ответил, что он — актер. Madame была приведена в восторг и улыбнулась еще приятнее, чем прежде. Madame так любила театр. Но она так давно не была ни в одном театре, о, так давно… не была с тех пор, как она выехала из Риджент-стрит, — Риджент-стрит в нашем Лондоне. А знает ли monsieur Лондон? Тогда она бывала во многих театрах, которых там и не сочтешь. И в Париже тоже. Ах, Париж! Ах, парижские театры! Ах! Но здесь, куда же пойдешь? Этот город такой сонный, такой глупый. Мы, англичане, такой скучный народ. Ее мужу было все равно. Он тут родился. Он любил скуку, — он называл ее однообразием. Но madame любила веселье. А этот город был такой невеселый.

При этом madame сложила свои ручки — а у нее были прехорошенькие маленькие ручки, — и имела такой несчастный вид, что monsieur почувствовал сильное желание взять ее в свои объятия и утешить. Но он одумался и сдержал свой великодушный порыв. Затем madame объявила о своем намерении отправиться в театр в тот же вечер и пожелала узнать, какие идут пьесы.