Максим Ларсонс - В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты

Посещение Р. Л-м русского консула имело для нас весьма неприятные последствия. О закупочных своих поручениях Р. Л. ничего консулу, разумеется, не говорил, но заявил ему, что он решил выбраться из России, так как он отлично знал, что предстоит ему и семье в голоде, холоде и советской обстановке. С этой целью были получены датские консульские паспорта. В революционное время этот шаг не может считаться предосудительным, тем более, что паспорта эти выданы на настоящее имя владельца. Р. Л. просил затем русского консула выдать ему новый русский паспорт на его имя, взамен датского консульского паспорта, и содействовать ему у шведских властей в получении разрешения на проживание в Швеции.

После этого признания консул отнесся к Р. Л. очень холодно, отнял у него датский паспорт и заявил ему, что он сейчас ничего определенного сказать не может и что он посмотрит, что можно будет сделать в этом направлении. Как потом выяснилось, консул немедленно сообщил обо всем и шведской полиции, и междусоюзному комитету («Comité interallié»).

Этот комитет состоял из представителей союзных держав и некоторых русских эмигрантских организаций, и имел целью наблюдать за притоком русских эмигрантов в Швецию и препятствовать проникновению туда большевистских агентов.

Гельсингфорс и Стокгольм были в начале 1919 г. центрами русской эмиграции, куда устремлялись все бежавшие русские аристократы и прочие состоятельные русские люди. Это было наиболее близкие к Петербургу заграничные города, и бегство из Петербурга в Финляндию, несмотря на все запретительные меры, все же в некоторых пунктах было возможно. Стокгольм был тогда переполнен русскими и «Грандотель» был занят преимущественно русскими богатыми людьми.

Рано утром 8-го марта хозяин нашей гостиницы сообщил нам, что мы немедленно должны явиться в полицию. С нами в полиции обошлись весьма корректно, но внушительно указали на то, что мы проникли в Швецию без шведской въездной визы и этим нарушили шведский закон о паспортах. Мы изложили сущность дела, которая была уже и без того известна после признания, сделанного Р. Л. русскому консулу, и подчеркнули, что мы приехали из Финляндии в Швецию без шведской визы не добровольно, а вследствие давления финских властей. Мы заявили также официально, что датские консульские паспорта выданы на настоящее наше имя и просили о разрешении на пребывание в Стокгольме. Датские консульские паспорта мы должны были немедленно сдать полиции и остались таким образом в Стокгольме без всякого паспорта. Через некоторое время мы получили временное разрешение на двухнедельное пребывание.

Спустя некоторое время по приезде в Стокгольм, Р. Л. получил надлежащую сумму в царских рублях от представительства того учреждения в Петербурге, в котором он их сдал, за вычетом обусловленной комиссии. Царские рубли не котировались тогда официально на Стокгольмской бирже. Ими торговали на вольном рынке частные лица и некоторые мелкие банкирские конторы и разменные кассы. Царские рубли падали в цене с каждым днем. Крупная сумма, выброшенная на рынок, могла бы очень неблагоприятно отразиться на курсе. Поэтому мы должны были полученные Р. Л-м царские рубли менять на шведскую валюту постепенно: каждый день небольшими суммами. Нам удалось разменять таким образом в течение месяца все царские рубли приблизительно на 200.000 шведских крон. Мы составили протокол, в котором были обозначены точно все обмененные суммы, подписались все под этим протоколом и передали деньги Р. Л., который поместил их на свое имя в стокгольмский банк.

Р. Л. заказал необходимые для бумажных фабрик технические части не в Финляндии, а в Швеции, уплатил из своего текущего счета соответствующие задатки и завязал таким путем деловые сношения с представителями шведской промышленности. Таким образом, Р. Л. удалось получить право на постоянное пребывание в Стокгольме. В. Т. за это время разыскал в Стокгольме своего старого приятеля, шведского инженера Ф., который принял его в качестве компаньона в свое дело и выхлопотал ему право на постоянное пребывание.

Мое же положение оказалось более трудным. Мне не удалось в такое короткое время завязать нужные знакомства, и я вынужден был в апреле, по истечении двухнедельного срока, опять просить о продлении права на пребывание. В этом мне было отказано, и мне указали, что я прежде всего должен ехать в Данию, так как ведь датское правительство через своего представителя в Петербурге дало мне возможность выехать заграницу. В силу этого Дания и должна мне дать разрешение на въезд. Дания же отказала мне в выдаче въездной визы. В Россию обратно я также не мог вернуться, так как все русские границы были совершенно блокированы.

За это время я успел ознакомиться со Швециею и оценить эту страну — одно из самых свободных государств всего мира — и был бы рад, если б я смог обосноваться в ней. Но я должен был подчиниться обстоятельствам и решил поэтому отправиться в Германию. Случай мне помог. Я встретил в Стокгольме одного знакомого, влиятельного коммерсанта из Германии, которого я уже давно знал. Он попросил за меня и через несколько дней я получил личное удостоверение, снабженное визой на въезд в Германию.

Когда я оставлял прекрасную столицу Швеции, я и в помыслах не имел, что уже через год, в октябре 1920 г., я вновь появлюсь в Стокгольме — на этот раз уже с законной визой на въезд — для того, чтобы вести переговоры с представителями шведской промышленности и шведских банков, с министром торговли, иностранных дел и с министром-президентом Швеции касательно крупных советских заказов на паровозы, которые для шведской промышленности представляли большой экономический интерес.

Но на самом деле это так и было.

21-го июня 1919 г. я прибыл из Стокгольма в Берлин, где мне удалось вскоре найти должность в одном банкирском доме.

Когда я в конце октября 1919 г. узнал о прибытии в Берлин неофициального советского представителя, Виктора Коппа, я посетил его на его квартире и подробно рассказал ему всю мою одиссею. Я заявил ему, что поручение Красина, насколько это возможно, выполнено наилучшим и точнейшим образом. Полученная сумма находится в распоряжении Р. Л. с целью оплаты заказанных им технических материалов. Я передал Коппу также копию протокола о последовавшем размене царских рублей. Я просил Коппа сообщить об этом подробно комиссару торговли Красину и комиссару финансов Крестинскому, а также довести до их сведения, что возвращение в Россию фактически было невозможно, так как Финляндия никоим образом не разрешила бы нашего проезда.

Я обратился к Коппу, так как почтового сообщения с советской Россией тогда вовсе не существовало, а я сам не имел никакой возможности войти в сношение с Москвой. Я не хотел показаться перед Красиным и Крестинским в качестве злостного беглеца, тем более, что мои родители и братья тогда еще проживали в России и могли бы из-за меня подвергнуться самым тяжелым преследованиям.