Татьяна Михайловна Соболева - В опале честный иудей

В дилогии Е. Исаева две полностью отличные друг от друга поэмы: действие одной происходит в Германии, другой - в СССР накануне войны. Что же их в таком случае объединяет? Только слово «память» в названии той и другой. Все. По аналогии правомерно назвать дилогией два произведения, озаглавленные так: «Дырка в ботинке» — первое и «Дырка в бублике» — второе. В дилогии Е. Исаева нелепости следовали одна за другой по нарастающей. Нелепость в названии, содеянная автором (самим или по подсказке?); нелепость выдвижения несуществующей дилогии на соискание Ленинской премии; апофеоз нелепости — присуждение автору рукотворной нелепости этой высочайшей награды. Как пошли на такое члены Комитета по Ленинским премиям? В самом деле, куда они смотрели и что видели - писатели, известные деятели культуры страны?

Но отличились в деле «сотворения кумира» советские журналисты. Восхваление до небес «дилогии» и ее автора состоялось в сорока газетных и журнальных статьях. В сорока, вдумайтесь!.. Поневоле поверишь в собственную исключительность! В тот же раз Комитет по Ленинским премиям присудил свою награду и Генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу за книгу, которую он не писал... Повод для размышления.

Но возвращаюсь к рассказу об Ал. Соболеве. Конечно, вовсе не потому не допустили его ко второму туру голосования, а так случилось, что о нем промолчала пресса. Решающее слово принадлежало членам Комитета по Ленинским премиям. И руководствоваться в своих действиях они были обязаны положением о Ленинских премиях - сводом правил, определявших, какие произведения и за что могут быть удостоены названной награды. «Бухенвальдский набат» отвечал главным из них: он уже имел международное признание, этим же обстоятельством были защищены и его художественные достоинства. Казалось, в создавшейся ситуации у Комитета по Ленинским премиям нет выбора: оставалось присоединиться к мнению народов мира и своей страны и увенчать наградой выдающееся произведение.

Но члены Комитета начали суд высокий и праведный с исключения Ал. Соболева из соискателей премии. В списке допущенных ко второму, окончательному туру голосования значилось: «В.И. Мурадели. “Бухенвальдский набат”». Поистине железной волей и несокрушимым духом должен был обладать тот, кто замыслил «Бухенвальдский набат», воплотил свою задумку в стихах, дал им и родившейся в конце концов песне название, повлияв на ее судьбу. Основоположника знаменитой песни наградили по-коммунистически: его на виду у всех оскорбили и нанесли удар, рассчитанный на нокаут.

В любом государстве с независимой прессой такой «фокус» моментально стал бы предметом гласности. Поговорить было о чем! Понятно, при отсутствии у журналистов кляпа во рту и короткого поводка, на котором их держала партия. И начать разговор следовало с вопроса: прозвучи одна лишь мелодия с названием «Бухенвальдский набат» перед любой аудиторией, подняла бы она с мест взволнованных людей, вызвала бы их бурную, мощную ответную реакцию? Вряд ли. И только тогда, когда эта мелодия - не иная! - легла на стихи, от которых, по общему мнению, «бегали мурашки по коже», песня «Бухенвальдский набат» обрела свое неповторимое лицо, способность вызывать шквал аплодисментов, слезы, возвышенную взволнованность.

Осведомленные журналисты наверняка напомнили бы упомянутое ранее толкование слова «песня» В. Далем и С. Ожеговым. Упрекать членов Комитета по Ленинским премиям в незнании азбучных истин? Невежливо, да и совесть не позволяет. Так как же, зная, что песня - стихи для пения, - пошли они на заведомо неправомерные действия, на «расчленение» ЕДИНОГО, на деление неделимого?! Прошу прощения за анатомическое сравнение, но можно ли, сняв с руки мышцы, называть только их, мышцы, рукой?

Лишив своим решением песню «Бухенвальдский набат» стихов, Комитет по Ленинским премиям таким «научно» обоснованным ходом уничтожил саму песню (к счастью, только в своих документах, утешили себя). А вместе с актом «умерщвления» песни перестал существовать сам ПРЕДМЕТ для рассмотрения Комитетом. Действительно, выдвигались на соискание премии авторы песни, где обязательны и мелодия и стихи. Без стихов для Комитета не стало песни. Значит, и говорить, слава те, Господи, не о чем. Лишенная стихов, мелодия Мурадели (одни мышцы!) утратила свою значимость.

Таков краткий сказ о том, как двух авторов всеми любимого, больше того, всеми уважаемого произведения публично оплевали. Народ не понял партийной мудрости. Вот и довелось в скором времени Ал. Соболеву услышать громко сказанную кем-то в троллейбусе фразу: «А я бы Евтушенко за “Бухенвальдский набат” Ленинскую премию дал бы!..». Вдумайтесь, что за этими словами.... Подскажу: в том числе и полная безвестность Ал. Соболева.

Но на этом разговор о неприсуждении премии за «Бухенвальдский набат» прекращать рано. Требуют ответа несколько вопросов.

Допустим, хотя это маловероятно, решение, касающееся «Бухенвальдского набата», Комитет по Ленинским премиям принял самостоятельно. Но ведь известно, его решения обретали силу закона только после соответствующей визы ЦК партии. При честной игре логично предположить такой ход событий: Комитет отвергает «Бухенвальдский набат», помимо всего прочего звучащий (как должно было бы быть!) в унисон с миротворческой политикой компартии — «размахивая» антивоенной, антифашистской песней, очень удобно выдавать себя за истинных миротворцев. А раз так, ЦК партии мог «поправить» (любимое компартийное словечко вместо «наказать») Комитет по Ленинским премиям. Не «поправил». Может быть, потому, что заранее продиктовал, как и что надлежит сделать? Не утверждаю. Несомненно одно: вот здесь-то и проявил себя подлинный В. Поликарпов. И Ал. Соболев оказался провидчески прав в своих худших предположениях относительно личности флюгероподобного партийного деятеля.

Позволю себе чуть пространнее поговорить о писателях-членах Комитета по Ленинским премиям. Многие годы мне очень хотелось разгадать причину, по которой они дружно пошли на вызывающе абсурдный поступок, «забодав» «Бухенвальдский набат». Если они действовали по команде «сверху» - тут все понятно: их мнение ровно ничего не значило. их. как марионеток, подергали за ниточку, и они изобразили то. что задумали кукловоды. Другое дело - обсуждение. Впрочем, отчего же другое? Если таковое и состоялось. то не было, не могло быть свободным, каждый член Комитета не смел высказывать то. что ему хотелось, не сверив мысленно свои суждения с мнением ЦК. висевшим незримо над всеми как нечто ограничивающее и по мере надобности карающее. Игнорируя международное признание произведения, авторы которого претендовали на высочайшую по тем временам награду, члены Комитета, отнюдь не свободные в оценках и мыслях, приняли нелепое решение в ключе партийного единомыслия - «закрыли Америку».