Леонид Золотарев - Люди без имени

Повара не имели права приступить к раздаче пищи, пока Илья Иванович не снимет пробу. Пленные ожидают, когда же рябой соизволит прибыть с двумя котелками и отведать пищу.

Освобождение больным давал лишь тогда, когда приносили ему крепкого табаку или сигарет. Он не курил, а продавал финнам и пленным, пряча марки в глубокие карманы своих брюк, был предусмотрителен и заранее беспокоился о своей будущей жизни в Финляндии.

Был канун рождества. Илья вернулся в санитарную часть от начальника лагеря — носил спирт. В лазарет вошел военнопленный Громов. Поляков недружелюбно посмотрел на него, но тот не обратил внимания и, сняв шапку, низко поклонился.

— Здравия желаю, Илья-рябой! Извиняюсь, Илья Иванович, господин главный врач! — Лесть, хотя и насмешливая, понравилась санитару, и он, сделав вид, что рад гостю, произнес: — Чем могу служить? — А про себя прибавил: — Черт вас носит, покою не дают! — И с неохотою пригласил Громова сесть, а сам подумал: «Не за долгом ли пришел?»

На той неделе Илья хотел испытать счастье в картах и проиграл Громову сто марок, пообещав в скором отдать, и до сих пор не вернул. Громов сел на стул и закурил окурок сигары. Потом вытащил из кармана отрубленный палец и положил на стол перед санитаром.

— Я так и знал! — взревел Илья.

— Ты лодырь, нарочно отрубил, чтобы не ходить на работу!

— Вы ошибаетесь! — ответил Громов.

— Знаем вас … ты не первый. Скажу охраннику Лумпасу, даст тебе штук двадцать пять горяченьких да на работу выгонит! Будешь знать, как заниматься членовредительством! — Илья имел большое желание отправить Громова к Лумпасу, но побоялся, что пленный может вспомнить долг.

Осмотрев палец, он убедился, что это действительно палец от руки человека, и на клочке бумаги написал освобождение на два дня. Не спеша достал из шкафа что-то похожее на йод, взял бумажный бинт и хотел сделать перевязку больному. Но каково же было удивление санитара, когда у Громова на руках пальцы были целы и полный десяток.

— Сволочь! Смеяться пришел! — ревел не своим голосом санитар.

— К Лумпасу! … плетей ему! У-у!

Громов не смутился.

— Товарищ, главный врач Илья Иванович, — все так же насмешливо говорил Громов, зная, что санитар не решится его выгнать, — палец я подобрал на крыльце, думал, кто-то потерял, и если придет пострадавший, то нельзя ли пришить подлецу обратно: я не одобряю умышленного членовредительства!

Слово подлец и выдумка Громова понравились санитару, он весело засмеялся: — Говоришь, пришить, подлецу! Это я могу сделать! Так придется поступать впредь!

Громов вытащил из кармана пачку сигарет и покрутил перед носом санитара.

— Шведские — пять суток освобождения с постельным режимом моему больному товарищу!

Илья самодовольно посмотрел на него и, не на секунду не задумываясь, выписал освобождение. Военнопленный, не прощаясь, вышел от санитара. Через две минуты Громов рассказывал товарищам, как он ловко подшутил над Ильей.

Санитар брезгливо выбросил палец в таз и, проверив, полна ли коробка сигарет, спрятал в чемодан, довольный, прикинул в уме:- «Сто марок есть».

Пальцы рук и ног отрубали часто, стараясь хоть на время избавиться от каторжной работы. Многие занимались членовредительством, чтобы уехать на юг, а там, возможно, попасть к крестьянам на сельскохозяйственные работы. Впоследствии по требованию Ильи виновников наказывали розгами, гоняли на работу без оказания помощи, и случаи членовредительства сократились.

После ухода Громова санитар приступил к операции. У больного катаральная ангина. Он задыхался. Смерть была неизбежна. Рябой без жалости вырезал горло и хотел вставить ему трубку, чем удивить не только лагерь а и все «мудрое» финское фашистское медицинское начальство. Санитар нарочно выбрал трубку с изгибом, чтобы она все время торчала из-под воротника, и все видели бы искусство «главного врача» — Ильи Ивановича. Во время операции он случайно глянул в окно и заметил тень человека с топором. Ему почему-то сразу вспомнился финский офицер с длинными усами, перед которым он унижался, чьи сапоги, со слезами на глазах, целовал. А затем самое гнусное дело, какое может совершить человек: он дал подписку работать против родины. Илья прислонился лицом к стеклу и отчетливо различил человека взмахивающего топором. Вдруг санитару показалось, что за окном не один, а два, десять, все военнопленные, зарезанные им. Он схватился за голову. От испуга санитар лишился дара речи и только подумал: «Непременно убить хотят». Бросив трубку и больного, выскочил из санчасти и бегом к воротам, где размещалась охрана. Навстречу шел повар с дровами. Илья закричал во все горло: — Помогите! Режут! Убивают!

На столе в предсмертных судорогах лежал человек.

На помощь Илье выбежали пленные. Вскоре пришла охрана.

— Что случилось? Кого режут? Где убивают? — спрашивали санитара со всех сторон.

Илья не кричал, чувствовал себя в безопасности и только показывал рукой по направлению бани, рядом с которой размещалась санчасть. Военнопленные заметили человека с топором в руке и окликнули. Это был «доходяга» из четвертого барака. Он болел и долгое время не ходил на работу, и «доплыл», как выражались военнопленные, до последнего предела. Не имея намерения зарубить санитара, решился на другое, более страшное …

За баней лежало несколько трупов. К ним шел голодный человек. Его схватили. В свое оправдание он протянул руку с куском человеческого мяса.

11. Бежать только на родину.

Новое место, знакомое Леониду по расстрелу лейтенанта Костина, встретило неприветливо. В бараках вновь прибывших размещали на самые плохие места — ближе к дверям, или в темном углу нижних нар.

Леонид не огорчился таким приемом, так как не думал задерживаться в Янискосках. Его с Иваном Григорьевым и пограничником зачислили в бригаду плотников; Рогова — на камнедробилку подносчиком камня. Каменщики уходили на работу на час раньше остальных бригад и возвращались на час позднее. Только в субботу все бригады приходили одновременно. Рогов всю неделю был лишен возможности встречаться с товарищами и с нетерпением ждал субботы, чтобы поделиться мнением с ними. Как только раздали ужин, он поспешил к Маевскому и в дверях столкнулся с Шаевым. Шаев не ожидал встречи и растерялся.

— Вот так встреча! — громко произнес Андрей. — Не ожидал! — Он принял положение «смирно», приложил руку к голове, на которой была куча лохмотьев вместо шапки, прикрывавшая голову от мороза.

— Товарищ командир, рядовой Рогов попал в плен при случайных обстоятельствах!