Яков Цветов - Синие берега

- Верно сказал, лейтенант. Немцы не ошиблись, танки эти будут у них в тылу завтра утром, - нарочито медленно произнес комбат. - Или даже этой ночью.

Андрей вскинул на комбата смятенные, спрашивающие глаза. Не потому, что не понял зловещего смысла сказанного, все было понятно. И ничего неожиданного в этом не было - обстановка подсказывала необходимость нового отступления. Просто он еще не совсем отделался от мысли, что войска заняли здесь оборону и отсюда не уйдут, и это вытесняло доводы рассудка.

Комбат заметил состояние Андрея.

- Раз отход неотвратим, ничего не поделаешь, - угрюмо и твердо сказал он. Не докурив папиросу, бросил ее, втоптал каблуком в траву.

Вокруг пня, на котором сидел, как мотыльки, белели окурки.

- Понимаю, товарищ майор, - выдавил из себя Андрей. - Еще вчера я верил, что мы прочно закрепились на этой линии обороны, а потом пойдем вперед.

- Ну, вперед - еще впереди. Дойдет до этого очередь. Пока же...

- Бегство? - Андрей испуганно спохватился: как мог такое сказать? Даже прикрыл запоздало рот рукой. - Виноват, товарищ майор!

- Бегство? - спокойно произнес комбат и раздумчиво собрал на лбу морщины. - Отступление не бегство. В бегстве - паника, в отступлении умысел, горький, а умысел.

Комбат испытующе смотрел на Андрея.

- Обстановка, лейтенант, тебе ясна. Имеются сведения, что ночью, а всего скорее на рассвете, противник превосходящими силами начнет прорывать нашу оборону все с той же целью - овладеть переправами севернее и южнее города, - продолжал комбат. - Командование упредило наступление противника, которое в настоящих условиях нам не отразить, и отвело основные силы на левый берег. - Он сделал паузу: пусть лейтенант привыкнет к мысли об этом. - Понял?

- Так точно, товарищ майор.

Комбату нелегко было говорить, он уже не старался скрыть это, часто останавливался, снова начинал, говорил то быстро, словно боялся потерять нить мысли, то очень медленно, будто не был уверен, что именно это надо сказать. Андрей не отрывал глаз от комбата, он видел, как пульсировали его припухшие веки, как по морщинистой шее криво стекал пот.

Под слабым ветром дрогнула береза, и по лицу комбата задвигались мелкие тени листвы.

- Слушай дальше. И соображай...

Андрей пододвинулся к пню, на котором сидел комбат, хоть его хриповатый голос был хорошо слышен.

- Измотанная в обороне дивизия, - объяснял комбат обстановку, отходит на левый берег. - Короткая пауза, совсем короткая, чтоб втянуть в себя воздух. - В двадцать три ноль-ноль начнет отход батальон.

Вот оно что означает двадцать три ноль-ноль!

- Твоя рота прикрывает отход. - Комбату, наверное, казалось, что произнес это просто. Но худое и бледное лицо его, заметил Андрей, стало еще бледней, стало неподвижным, будто не он только что говорил.

- Понял, товарищ майор.

Андрей понял, это не только приказ - это приговор.

Ветер снова коснулся березы и снес с ветвей сеть паутины. Две тонкие ниточки, сверкнув, пристали к вискам комбата и, серебряные, слились с сединой.

Андрей вдруг почувствовал какое-то облегчение. Потому, наверное, что все, наконец, прояснилось и улеглось в сознании, как неотвратимое и, собственно, естественное. Он обратил внимание даже на это - на две дрожавшие ниточки паутинки на седых висках комбата. Война переходила на новый рубеж.

Внизу вдоль кривого берега шла изогнутая вода, и пахла она теплой синевой, как в то воскресное утро, когда Андрей в последний раз ступал по Ингульскому берегу в своем родном городе. У Днепра, оказывается, такой же запах, как у Ингула. Андрей подумал об этом и, должно быть, улыбнулся. Улыбка была невпопад, потому что комбат удивленно взглянул на него. Глаза комбата воспаленные, красные.

Комбат и Андрей одновременно вскинули глаза к небу: шли самолеты. "Юнкерсы", - узнали они по монотонному, надрывному гулу. Должно быть, много самолетов - все небо гудело. Высоко двигались они, почти слившись с бледной синевой неба, в сторону от переправы.

- Сейчас начнется гром, - не отрывая от самолетов глаз, проговорил Андрей.

- Точнее, погром. - Комбат тоже все еще смотрел в небо. - И не малый. Вон их сколько! Восемнадцать сволочей...

Постепенно рокот моторов ослабевал. Потом, где-то южнее переправы, раздались тупые разрывы.

- Наседает на левого соседа, - обеспокоенно процедил комбат. - Может, и сюда уже идут... - Он повернул голову и взглянул поверх леса за лугом. Ладно. - Андрей увидел, на лоб комбата снова набежали морщины. - Так вот, твоя задача - прикрывать подступы к переправе и дать возможность полку оторваться от противника и перейти на левый берег. - Комбат промолвил это так, будто Андрей уже знал задачу и он просто уточнял ее. - В городе немцы через мост не пройдут, в нужную минуту он будет взорван. Естественно, кинутся к твоей переправе. - Самое трудное в разговоре с ротным было позади. - Сразу на переправу немцы могут и не пойти, опасаясь крепкого заслона. А вот обойти мост с фланга! И нажмут на твоего Вано, на Рябова.

Комбат заметил слишком внимательный взгляд Андрея.

- Именно так предполагаю и я, товарищ майор. Укреплю Рябова всеми имеющимися у меня противотанковыми средствами.

- Правильно рассудил. Так вот, крепи первый взвод, перебрось все, что сможешь.

- Не густо у меня, товарищ майор. Бронебойка. Гранаты. Ну, противотанковые бутылки...

- Э, целый же арсенал! По нынешним обстоятельствам, конечно. Помолчал, раздумывал. - Бронебойка, знаешь, это вещь. - Комбат пожевал губами. - Хорошую штуку придумали наши оружейники. Только сейчас поступила на вооружение. Тебе досталась. - Он говорил о противотанковом ружье, которое батальон получил совсем недавно, когда стоял перед вражескими танками на Ирпене.

- Точно, товарищ майор, противотанковое ружье вещь подходящая. Жадан и Рыбальский бьют из него наверняка.

- А с боеприпасами как? Для пулеметов, автоматов, винтовок? Как?

Андрей сказал.

- Не густо, - вынужденно согласился комбат. - Ну, - повел плечом, придется экономно, с толком расходовать боеприпасы. Как бы то ни было, тебе надо продержаться как можно дольше и не давать противнику выйти к этому, правому, берегу. - У комбата задвигались скулы. - А пробьется прежде времени, считай, полк накрылся.

Конечно, еще как накроется... Андрей и сам понимал это. Он машинально обернулся: на восток отсюда под солнцем блестели песчаные отмели, открывавшиеся с обрывистого, высокого берега, и пустынное, замершее пространство за рекой, как в бинокле, отчетливо виднелось, и одинокие сосны на покатых холмах, и шоссе, и домики вдоль шоссе были видны. Такое царило там спокойствие, что поверилось: окажись он у холмов тех, возле тех домиков, и груз на сердце, все горести сникнут, как бы и не было ничего этого. Он отвел глаза от притягивавшей дали и снова увидел сухое, с желтизной лицо комбата. "Еще как накроется..." - подумал снова. Правда, у горизонта чернели рощи, а за ними, за рощами, на север, далеко отсюда леса. Андрей устремил глаза в карту и представил себе пущу.