Павел Лавут - Маяковский едет по Союзу

В перерыве Маяковский сказал:

— Вот это, я понимаю, вечер! Сколько темперамента! Раз дерутся, значит, есть за что!

Студенты провожали его до ворот. И увидев, что мы садимся в трамвай, поклонники мгновенно заполнили почти пустой вагон (это была конечная остановка): им хотелось продлить удовольствие ― побыть с Маяковским возможно дольше.

От шума, драки и «веселого» трамвая звенело в ушах, когда мы остались одни.

— Теперь вы понимаете, что такое Тифлис? Где, когда, у кого такое было?

Пребывание Маяковского в Тифлисе закончилось выступлением в Закавказском коммунистическом университете, куда были приглашены писатели и журналисты, и в Центральном рабочем клубе. Маяковский собирался еще побывать в Кутаисе, Эривани, Батуме, на земле своего детства — Багдади[32].

— До чего хорошо там! — говорил он. — Я бы вам показал и рассказал много интересного.

Но в Москве ждали неотложные дела, и он вынужден был возвращаться. По дороге Владимир Владимирович предложил составить «график поведения»: до станции такой-то — играем в карты, до такой-то — не курим, затем читаем, затем обедаем, затем лежим и молчим, затем просто рассказываем глупости, затем поем и т. д. Согласно этому графику мы должны были играть в «1000» до станции Гудермес. Но выясняется, что поезд сильно опаздывает. Я предлагаю отойти от графика — вдруг опоздает на целые сутки. Под разными предлогами выбегаю из купе, устраиваю передышку.

— Довольно бегать и прикидываться! Будьте человеком слова! — сказал Маяковский.

— А почему наш поезд — не человек слова?

— Меня это не касается — мы люди, а не поезда. Пришлось играть до Гудермеса. Здесь поезд стоял очень долго.

Владимир Владимирович предложил другое: до отхода поезда быстро шагать от паровоза до хвоста и обратно и сосчитать количество шагов.

— Но чьими шагами? Ведь у вас вдвое шире.

— В одну сторону вашими, в другую — моими. Так и шагали — серьезные и озабоченные счетом.

На станции Таганрог Маяковский вышел погулять. Поезд готов к отправлению, а его нет. Я волнуюсь. Наконец-то, запыхавшись, он вбегает в вагон, на ходу поезда. Я — с упреками. Он в ответ протягивает большую коробку зернистой икры.

— Молчите! Я и так из-за вас пострадал. Я бегал искать подарок ко дню вашего рождения. (В Тифлисе я мельком сказал, что не поспею в Москву ко дню рождения. — П. Л.) А в дороге это нелегкое дело.

Поезд опаздывал часов на двенадцать. Вместо трех ночей пришлось провести в вагоне четыре. Но так как опоздание не было предусмотрено, проводник лишил нас постельного белья: по положению оно предоставлялось только на три ночи.

— Нет, обязательно возвратите белье, — настаивал Маяковский. — Вы ведь знали, что поезд опаздывает? А раз так, то вы должны были и опоздать снять белье.

В Москве, усаживаясь на извозчика в четыре часа ночи, Владимир Владимирович расплылся в улыбке:

— Интересно ездить, но люблю возвращаться в Москву. Каждый раз какое-то особенное, приятное чувство…

НА УРАЛ

Самый северный город, куда я ездил, — это Ярославль, — сказал мне Маяковский (Ленинград не шел в счет. — П.Л.). — Пора двинуться на Урал и в Сибирь, обязательно побывать на Кузнецкстрое. И если уж ехать, так до самого Владивостока. Тем более что там, как передавали, есть улица моего имени. Просто не верится. Стоит поехать, чтобы самому в том убедиться, посмотреть, как выглядят дощечка, улица и дома, — шутил он.

Владимир Владимирович мечтал и о многих других поездках, которые не успел осуществить. Однажды в вагоне мы рассматривали карту. Он ткнул карандашом наугад в середину пустого пространства — оказалась Элиста.

— Вот где надо побывать! Ни рекой не подъедешь, ни железной дорогой. Туда уж наверняка никто из нашей братии не заглядывал.

Он собирался поехать на долгое время в промышленные районы, в колхозы, в совхозы…

— Надо подолгу посидеть в каждом месте, по-настоящему ко всему присмотреться, иначе — зачем ездить? А ведь некоторые писатели хвастаются тем, что за один день чуть ли не три завода изучили.

Судьба уральской поездки висела на волоске: Маяковский находился в Ленинграде и там заболел. И — о радость — телеграмма: «Покупайте билет привет Маяковский».

Мы условились встретиться на Казанском вокзале. Стрелки больших перронных часов двигались неумолимыми рывками, и каждый из них заставлял меня вздрагивать. Я уже занял место и стоял у вагона. До отправления — не больше минуты, а Маяковского все нет.

Буквально в последние секунды я увидел, как, размахивая двумя чемоданами, он мчится со всех ног и вскакивает в вагон в тот самый момент, когда раздается прощальный паровозный гудок.

Отдышавшись, Владимир Владимирович прошел в купе, взвалил вещи на полку и спокойно сказал:

— Вот видите, я никогда не опаздываю. «Забудем прошлое, уставим общий лад», не волнуйте себя и меня. Шофер действительно опоздал, а я — нет. Часы у меня всегда нарочно поставлены на три минуты вперед. Это меня и спасло. Стоит ли волноваться, когда мы едем в замечательную Казань! Если у меня не будет ни копейки, я обязательно поеду в Казань.

— А как же вы без копейки купите билет?

— И на билет мне вышлет моя Казань!

Маяковский долго слонялся по коридору. Движение было для него необходимостью. Просунув голову в купе, он позаботился и обо мне:

— Торопитесь, пока коридор свободен, иначе пропадет ваш моцион. А завтра утром мы гордо проедем «знаменитый» Арзамас. До чего же приятно посмотреть на него, не задерживаясь! Надо не проспать.

Но мы проспали. Проснувшись, Маяковский спросил:

— Как спали, что снилось? Я предлагаю, если снилось что-нибудь, будем друг другу рассказывать. А если нет, будем выдумывать сон. Кто неинтересно выдумает, с того штраф.

На следующей большой остановке Маяковский внимательно вглядывается в окно:

— В прошлом году мы проезжали здесь в воскресенье или в праздник, утром. Девушки в национальных костюмах танцевали. Вот в этом месте!

— Неужели вы помните точно, именно на этой станции и в этом месте?

— Именно на этой! (Это была станция Шумерля. — П. Л.)

В Казани, как и в прошлом году, театр переполнен.

— Казань не подвела — все пришли, — радуется Владимир Владимирович. — А как здорово слушали поэму![33] Вещь, судя по всему, сделана неплохо. Я пронес ее через десятки городов и десятки тысяч людей, и везде слушали с интересом. Ругня отдельных рецензентов — не в счет. Важно мнение масс.

В номер старинного «Казанского подворья», где остановился Маяковский, началось паломничество… Журналистов и студентов сменили местные и приезжие поэты. Вошел совсем молодой паренек и после робкого предисловия прочел по-марийски «Левый марш».[34] У Маяковского в руках тетрадь стихов. Появляются все новые и новые люди.[35]