Владимир Шморгун - Красный сокол

— С авантюрами в воздухе решено покончить.

— А меня штабная работа не интересует, — спокойно ответил ас, заполняя карточку о выезде.

Глава 8

Тридцать пятый

На родине, в авиабригаде под Старой Лугой, его встретили как заслуженного командира не по званию, а по имени-отчеству. Буквально через пять дней после возвращения в родные пенаты Иван Евграфович получил отпуск и на пути, уже из Москвы на Луганщину, встретил Владимира Боброва.

Зал ожидания Павелецкого вокзала, как всегда, кишел уймой отъезжающих и приезжающих. Иван стоял у окошка воинской кассы в ожидании билета и отрешенно наблюдал за потоком пассажиров, только что сошедших с поезда. Нельзя сказать, что он не заметил военного с некоторыми знакомыми чертами лица, но в этот момент кассирша нетерпеливо постучала по окошку:

— Гражданин, не отвлекайтесь! Заберите свои документы.

— Простите. Вы мне даете купе пли плацкарт?

— Купе, купе. Не задерживайте очередь, милейший.

Не успел он засунуть в карман отпускное свидетельство с билетом до Луганска, как сзади его подтолкнул моряк с крабом на фуражке: — Давай, давай, паря, отчаливай.

А сбоку кто-то легонько дернул за рукав:

— Гражданин, не подскажете, с какого вокзала можно…

— Ну, совсем забодали! Дайте бедному отпускнику вздохнуть… О-о! Кого я вижу?! Вовка! Какими путями? — расставляя руки для приветствия, обрадовался задерганный с трех сторон обладатель удачного билета. — А я еще подумал — знакомое лицо. Ух, какой толстый стал! — освобождаясь от объятий, выпалил Иван.

— Не толще тебя. У меня шинель с поддевкой. А ты почему-то похудел, старик. Аня заездила? Аль начальство? Меня с юга в школу подготовки каких-то летчиков-испытателей направили, в Калинин. Не слышал про такую?

— Не знаю. Может быть, и к нам в бригаду попадешь. Мы ведь и по заданию авиапромышленности работаем.

— Да ты где пот проливаешь? На гражданке, что ли? — окинул Бобер его взглядом с ног до головы.

— Это не дело: стоять и кости друг другу перемывать на лету. Давай приземлимся где-нибудь в укромном уголку. Поговорим о том, о сем и нашу встречу, как положено вдвоем, ознаменуем рюмкой водки за столом.

— С чего это тебя стихами несет? Заложил за галстук? Так незаметно. Рад бы, да время не позволяет. Мне нужно в штаб представиться, билет перекомпостировать. Так что — «адью». Как бросали нам англичане после занятий, помнишь?

— Еще бы! Ладно. Давно из Луганска? Как там наши дома стоят? Вверх трубами? Кстати, знаешь, чем закончилось отчисление для Жоры? Мне баяли, что наш Костыль учился-де в Тушинской школе Осоавиахима, а призвался будто на флот. Врубился? Поменял голубизну неба на серо-буро-сомнительный цвет моря!

— Не знаю. Мне он показался не случайным в нашей школе, — подавая руку на прощанье, проронил враз подтянувшийся командир в короткой щегольской шинельке и шапке-ушанке.

Подгоняемые беспощадным временем, так и расстались они, не насладившись внезапной встречей на вокзале.

А вскоре по возвращении из отпуска, в канун двадцатой годовщины со дня рождения Красной Армии, Ивана Евграфовича вызвали в Москву якобы на краткосрочные курсы профессиональной переподготовки. Но в празднично убранном зале Кремля председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин вручил ему в торжественной обстановке орден Ленина в коробочке на бархатной подушечке, золотом тесненное свидетельство Героя Советского Союза под номером 35. Вместе с ним получили звание Героя и другие правительственные награды наиболее выдающиеся представители различных родов войск, отличившиеся в Испании. Всего 162 человека, прошедших горнило войны в угоду амбициозным политикам единого мирового порядка.

Чопорный прием награжденных и присутствие на банкете видных чиновников из правительства по случаю дня Красной Армии заставили всех виновников торжества вести себя церемонно, наподобие красных девиц перед богатыми сватами. Не мудрено, что на следующий день обласканные сверху вояки решили отметить многозначащий для них день февраля в интимной, сугубо военной обстановке в актовом зале Центра переподготовки командного состава на площади Коммуны, где они были временно расквартированы.

Очень многие из награжденных, в основном москвичи и командиры, имеющие временное пристанище в столице, по случаю праздника переоделись в гражданское, чтобы вольготнее чувствовать себя за столом, не соблюдая уставное чинопочитание.

После краткой вступительной речи начальника Центра первый тост по традиции предложили в честь славного дня Красной Армии, одержавшей двадцать лет назад первую победу над немецкими захватчиками под Нарвой. Потом выпили, тоже по традиции, за здравие вождя и учителя всех трудящихся — товарища Сталина. Разгоряченный герой испанской кампании попросил поднять бокалы за тех, кто сражается на баррикадах Мадрида. Какой-то чин, колоритно выпятивший грудь, провозгласил тост за танкистов.

Пытаясь опередить очередного оратора, сидевший рядом с Иваном «Лев мадридского неба» призвал чуть притихший зал выпить за храбрые «чатос» и «сталинскую авиацию». «На сегодняшний день это самый важный род войск, способный коренным образом влиять на исход войны», — заявил он.

Ему возразили, что судьбу сражения всегда определяла матушка-пехота.

Под этот аккомпанемент зарождающегося спора «генерал Дуглас» вылез из-за стола, за которым сидело руководство, и скрылся в боковую дверь. Вслед за ним бесшумно испарилось, пользуясь суматохой, и остальное начальство, отчего зал облегченно вздохнул.

Некоторые участники пиршества тоже покинули свои стулья, подавшись на поиски то ли друзей за другими столами, то ли курилки. На освободившееся место рядом с Иваном примостился полакомиться мороженой клюквой франтоватый незнакомец в темном костюме при галстуке. «Подсадная утка, что ли?» — подумал Иван и отвернулся от нового соседа.

А шум нарастал в атакующем стиле. Усатый пушкарь в пьяном раже с запозданием выкрикнул, что главная роль в сражении принадлежит не авиации, а артиллерии.

— Всему голова — бронь! — потрясая подбородком, безапелляционно заявил упитанный майор, стриженный «под бокс».

— А ты видел, как танки валят деревья? — взъерошился совсем окосевший водитель брони.

— А ты видел, как тонут корабли? — с лукавинкой в глазах обратился к тому предводитель группы моряков.

— А ты видел, как взлетают сталинские соколы под раскаленным солнцем Гренады?! — на полном серьезе подхватил словесную игру всегда мажорно настроенный Иван, вскакивая с высоко поднятым кулаком. — Рот фронт!