Виктор Фомин - Семь бед (рассказы)

Все это перечеркнуло наши надежды на счастливый исход, и к утру мы приготовились к последнему штурму. Сомнений в том, что враг повис на нас мертвой хваткой, не осталось. Я приказал оставить посты первой линии обороны - их явно не удержать - и закрепиться на второй, поближе к основной позиции. Все понимали, что противник теперь почти полностью знает наши возможности и утром нас сотрут в порошок, если не выручит десант. Но, обходя солдат, я видел в лицах все, кроме страха: азарт, возбуждение, спокойствие. Будто никто не верил, что сегодня умрет, хотя каждый умом понимал, что серьезного штурма нам не выдержать.

На рассвете прибежал посыльный с дороги и выдал новость, от которой у меня глаза вылезли на лоб - парламентер! Я добежал до поста, не чуя ног. Старшина сидел на переднем блоке второй линии обороны с карабином в руках, спокойно курил и не отрывал взгляда от поворота дороги, из-за которого мог появиться противник. Рассказ его о беседе с духом был краток. Нам предложили пропустить банду и за это оставить в живых, в противном случае пообещали заставить сожрать собственные кишки. На раздумье - полчаса. Все это сообщил довольно молодой и наглый тип на хорошем русском, явившийся на позицию с белым платком в руках. Я спросил, что ответили. Старшина засмеялся и сказал, что пообещал пристрелить вестника, если тот придет еще раз, даже если он обмотается в белую простыню целиком.

- Сижу вот, дожидаюсь, скоро время кончится. Надеюсь, ты не возражаешь?

- Против того, чтобы пропустить или чтобы пристрелить?

- А и так и так!

Я улыбнулся и сказал, что отпускать банду, конечно, не следует, а прибить наглеца не помешает. Азартный Сашка тут же начал биться об заклад на флягу воды, что дух второй раз не придет.

- Ты бы пошел к такой горилле повторно? Только за деньги и притом за большие!

Старшина действительно здорово смахивал на гориллу: огромного роста, сутулый, заросший, с первого взгляда видна дикая физическая мощь. Я отправил Сашку назад с указанием примерного времени штурма, потому как после убийства посланника атака могла начаться немедленно, отослал солдат во второй окоп, а сам лег к пулемету.

Точно в назначенное время из-за поворота появился тип с большим белым платком в поднятой руке. Старшина прильнул к карабину - и отброшенный тяжелой пулей калибра 7,62 человек, нелепо взмахнув руками, тяжело шлепнулся на землю. Я нагнулся над прицелом пулемета и замедлил дыхание в ожидании цели, старшина отложил карабин и поднял автомат.

Через пару минут сзади послышалось громкое, короткое покашливание АГСа и пулеметная стрельба - духи не рассчитывали на мирный исход, и у них была радиосвязь! У меня в прицеле тоже замелькали первые силуэты, над нами запели пули. Я подождал, пока атакующие выберутся на открытое пространство, и, поймав на мушку переднего, только поднявшегося для перебежки, выпустил короткую очередь. Дух еще кувыркался по земле, а в прицеле был уже следующий, затем еще, еще... Недалеко шарахнул взрыв, но гранатометчик стрелял из неудобного положения и промазал. Застучали скорыми одиночными выстрелами автоматы старшины и солдат из второго укрепления. Атакующие остановились, попрятались кто куда мог и принялись щедро поливать нас очередями. Я огрызался, не жалея патронов, больше пугая, солдаты по-прежнему били одиночными, тщательно целясь. Старшина опять взялся за карабин и, нимало не заботясь о плотной стрельбе духов, удачно снял приготовившегося к выстрелу гранатометчика, а за ним посшибал со скального выступа непонятно как забравшийся туда пулеметный расчет.

Кидавшиеся пару раз к лежавшему заряженному гранатомету духи тонули в пыльных фонтанах наших пуль и оставались неподвижными куклами на дороге. Сидя на высотке, в здоровенных колодцах из мешков с песком, мы находились в более выгодном положении, чем прячущиеся внизу за сомнительными камнями и скальными выступами нападающие, поэтому скоро им надоело такое положение дел и они стали отползать, оттягивая раненых и оставляя убитых. К тому времени утихла стрельба и на основной позиции.

Прибежал Сашка и сказал, что духи здорово давили на тропе и пытались подняться по склону в лоб, есть потери. Я оставил старшину собирать оружие убитых и поспешил на позицию. После подробного опроса постов мне стало страшно по-настоящему - выучка и количество членов банды превосходили все прогнозы. С отчаянной храбростью противник полез в атаку по склону горы, не обращая внимания на гранаты АГСа и пулеметный огонь. Частой стрельбой и перебежками они грамотно отвлекли внимание, и подобравшаяся с фланга по труднодоступному склону тройка расстреляла из гранатомета и автоматов крайний окоп. Итог - двое убитых и четверо раненых. Одновременно пост на тропе подвергся такому свирепому нажиму, что был вынужден отбиваться ручными гранатами, оттуда принесли двух тяжелораненых. По сравнению с этой бедой атака на дороге была детским садом, а мы-то считали тропу с основной позицией неуязвимыми!

Зарядов к АГСу не осталось, его разобрали и попрятали части по разным местам. Накрылся ствол у одного пулемета, а сменного у нас не было. Патронов к оставшемуся пулемету и автоматам по-прежнему было навалом, ручных гранат тоже много, плюс захваченный гранатомет, правда, с одной гранатой. Но вот люди...

В конечном счете противник оставил в зоне видимости на подступах около тридцати трупов, наверняка были и еще, плюс раненые. У нас - двое убитых и шесть раненых, из которых смерть смотрела в глаза еще двоим. Так нас осталось восемь здоровых, трое легко и трое тяжело раненых. Солдат, раненых в первый день штурма, я поставил в тот самый злополучный крайний окоп на склоне, казавшийся таким безопасным, но ставший могилой обоим...

Сидя на корточках в расстрелянном окопе, я крутил в пальцах автоматную гильзу и раздумывал: отводить все посты на основную или продолжать отбиваться на подступах. Сашка растолковал мою задумчивость по-своему и сказал успокаивающе:

- Да не казни ты себя, кто же знал, что порвется там, где крепко?

- Рвется, Саня, всегда там, где тонко. Я был обязан знать и предвидеть, а получилось - угадывал, да и облaжался. Ладно, ребят не вернуть, подступов не удержать. Все, вали к старшине, пусть отходит на основную.

Вернулись люди с дороги и тропы, рассредоточились по площадке, в огневых точках у самого жилого модуля, но так, чтоб поближе друг к другу. Старшина против такого перемещения не возражал, глянул только в глаза тоскливо и сказал тихонько, чтоб солдаты не слышали:

- Не сдюжим мы, командир. Может, их и не батальон, но уж больно много. А, ладно! Постреляем, сколько успеем.

Я только вздохнул:

- Подержимся, они уже второй день давят, торопятся. Видать, одна у них дорога - ни назад, ни в сторону, только через нас.