Марианна Цой - Виктор Цой. Стихи. Документы. Воспоминания

Мы играли в основном быстрые, холодные и мощные вещи — «Троллейбус», «Время есть…», «Электричка», «Грабитель» и прочие подобные забои. Единственным, пожалуй, исключением были «Алюминиевые огурцы», в которые Юрка влепил-таки свое рок-н-ролльное соло, но, возможно, на концерте это было и неплохо — часть зрителей выразили одобрение этому кивку в старую музыку.

… Мы репетировали с Максом и Юркой, кое-что уже подготовили к записи нашего нового альбома и сделали даже вокальное сопровождение — разложили на три голоса рефрен «Восьмиклассницы» и еще нескольких песен.

Однажды Витька позвонил мне и сказал, что он решил немедленно приступать к записи.

— А где? — поинтересовался я. Идея была неожиданной — мы не собирались ничего писать раньше, чем через месяц-другой.

— Нужно все-таки опять с Тропилло договариваться, — сказал Витька.

— Давай этим займемся.

— Ну хорошо, — согласился я, — с Тропилло мы договоримся. Тогда тебе срочно нужно начинать с нами репетировать — с Максом и Юркой.

— Нет, я думаю, что мы снова все сделаем с АКВАРИУМОМ. Это профессионалы, они сделают все как надо. Наши ребята еще не готовы. Новый альбом должен быть по музыке безупречным — они этого сделать не смогут.

— Нет, я не согласен, — сказал я. — В таком случае нужно подождать, пока Юрка с Максом все отточат. Мы должны делать этот альбом своим составом.

— Не надо меня учить, как мне делать мой альбом.

— Витя, если это ТВОЙ альбом, делай его, пожалуйста, как хочешь. А если это альбом КИНО, то это должно быть КИНО.

— Леша, если у тебя такое настроение, то ведь я могу записать мой альбом и без твоей помощи.

— Пожалуйста, — сказал я и повесил трубку.

Больше мы с Витькой не созванивались никогда. «Мы странно встретились и странно расстаемся…» Дурацкий спор вдруг стал причиной совершенно дикого разрыва — группа КИНО перестала существовать. Это было как-то странно — совершенно, казалось бы, на пустом месте — ну, повздорили, ну, помирились… Но мы не вздорили и, соответственно, не мирились. Я чувствовал, что напряжение внутри КИНО в последние месяцы росло — и вот прорвалось…

Я заезжал иногда к Каспаряну — Витька ему тоже не звонил, мы поигрывали немного, а потом я перенес свою музыкальную деятельность в Москву — стал ездить туда каждую неделю и играть дуэтом с Сережкой Рыженко. С Юркой, естественно, я видеться тоже перестал.

Однажды, месяца два спустя, я встретил его случайно на улице и узнал, что Витька позвонил ему и предложил поиграть. Ну, в добрый час…

Ленинград

1991

Борис Гребенщиков

«Мы были, как пилоты в соседних истребителях…»

— Каждый раз, когда я читаю биографии каких-то известных людей, когда люди вспоминают ушедшего, — а я таких книг читал достаточно много — и каждый раз, у меня возникают два чувства. Первое: какой полный мудило тот, кто рассказывает о человеке, поскольку про это рассказывать нельзя, а второе — что ж ты, сука, играл с человеком всю жизнь, а так и не понял, что же он сделал.

Я попытаюсь сейчас развить этот тезис. Музыканты, а в особенности люди, занимающиеся тем, что называется рок-н-роллом, исполняют в обществе абсолютно четкую и ясную духовную функцию. И то, что они делают, важно, и даже жизненно необходимо для культуры, народа, планеты, потому что на них эта миссия возложена. Люди, которые считают, что это просто музыка — а таких большинство — к сожалению, теряют из виду самое главное. Они теряют смысл всего этого. Тем более это печально, если они сами играют эту музыку и не понимают, что они делают. Я говорю это к тому, что когда начинают живописать людей, которые исполнили какую-то важную функцию в культуре, то, как правило, подробно описывают их жизнь, начиная с момента рождения их родителей и так далее — что никому не нужно. Мне хотелось бы избежать всего этого и не рассказывать о том, какие штаны он любил надевать с утра и какой портвейн он предпочитал, потому что это ничего к его песням не добавляет, это убавляет. Моя задача, как мне кажется, сделать так, чтобы люди его песни чуть больше поняли. Если я смогу это сделать — хорошо, а нет — так нет.

Я буду пытаться говорить исходя из того, что Витька здесь присутствует. Потому что за спиной живого человека говорить неудобно, а за спиной мертвого невозможно — он все равно здесь.

Познакомились мы, как известно, в электричке, когда ехали с какого-то моего концерта в Петергофе, где теперь находится Ленинградский университет. Судя по тому, что я ехал один, там был сольный концерт. И они подсели ко мне — Витька и Рыба, то есть Леша Рыбин. Кстати и гитара оказалась, и Витька спел пару песен. А когда слышишь правильную и нужную песню, всегда есть такая дрожь первооткрывателя, который нашел драгоценный камень или там амфору Бог знает какого века вот у меня тогда было то же самое. Он спел две песни. Одна из них была никакой, но показывала, что человек знает, как обращаться с песней, а вторая была «Мои друзья идут по жизни маршем». И она меня абсолютно сбила с нарезки. Это была уже песня, это было настоящее. Когда через молоденького парня, его голосом проступает столь грандиозная штука — это всегда чудо. Такое со мной случалось очень редко, и эти радостные моменты в жизни я помню и ценю.

Это и определяло наши отношения. Я любил его как носителя этого духа, который через него говорит, и просто как человека. И то, что говорило из него, мне было очень дорого, потому что это говорило и из меня тоже. То есть он сказал то, что, может быть, мне самому хотелось бы сказать, но у меня такого голоса нет, а ему он был дан и голос без ограничений, голос настоящий. И этот голос говорил со мной всю Витькину человеческую жизнь. Совсем недавно — на прошлой неделе в Москве — переслушивая ночью с друзьями «Звезду по имени Солнце», я просто был в неистовстве оттого, насколько ясно дух говорит, что ему здесь тесно, что он не понимает, зачем он здесь, и хватит уже, уже все. Там каждое второе слово об этом.

Ну, а возвращаясь к началу, надо сказать, что я не помню, точно ли в электричке была первая встреча, поскольку была еще встреча на каком-то тропилловском личном юбилее, куда он позвал всех, кого знал, и был там и АКВАРИУМ, и кто-то еще, и АВТОМАТИЧЕСКИЕ УДОВЛЕТВОРИТЕЛИ, у которых Витька в тот вечер играл на басу. Причем делал он это, выражая свою крайнюю нелюбовь к этой музыке. Он будто говорил: я, в общем-то, к ним не принадлежу, я тут абсолютно случайно. Наверно, ситуация была такая, что играть душа требует, но то ли не с кем, то ли что-то еще. В общем, насколько я помню, это был первый и последний раз, когда он играл с АУ. А потом я попал на день рождения, по-моему, к Рыбе. Это было в знаменитых купчинских кварталах, столь любимых мною, столь советских и отчаянно бессмысленных. Там происходило обычное питье водки, но мне было любопытно, поскольку почти все присутствующие были юными панками, и мне было отчаянно интересно с ними пообщаться, попробовать себя. Они как достаточно молодые люди были молодыми людьми и панками попеременно — вот он молодой человек, а вот он вспоминает, что он панк, и ему надо быстро показать это. Но честно говоря, я ждал больших эксцессов. В какой-то момент они набрали скорость и сказали, как они ненавидят Гребенщикова, АКВАРИУМ и все остальное. Но двумя бутылками позже они признались мне прямо в обратном. И это было очень трогательно. Я их абсолютно понимаю — сам на их месте сделал бы, наверное, то же самое.