Николай Задонский - Кондратий Булавин

— В военном приказе сказывали, что вместо Рыкманова полка на Воронеж для охраны флота посланы солдаты московского гарнизона…

Колычев невозмутимо ответствовал:

— Ничего о том не слыхал, господин майор… А флот, сами рассудить извольте, без надежного караула оставить я никак не могу.

Долгорукий с каждым днем все более ощущал тяжесть возложенного на него дела. Он горел желанием мстить за убийство брата и, благодарно приняв указ о назначении вышним командиром, писал дарю:

«В цыдулке, Государь, ко мне написано, что Ваше Величество опасаешься, чтобы я Булавину за его ко мне дружбу поноровки какой не учинил; истинно, Государь, доношу, что сколько возможно за его к себе дружбу платить ему буду».

И он начал трудиться довольно настойчиво, но все усилия, направленные к скорейшему сбору выделенных для него войск, оказались тщетными. В московских приказах заверяли обещаниями, охотно писали всякие грамоты и бумаги, а никакого толку от этого не было. Булавин в течение одного месяца сумел создать целую армию; он же, вышний командир, облеченный огромными полномочиями, не смог за месяц получить хотя бы один солдатский полк, и, стыдно признаться, подъезжая к Воронежу, он еще не знал, «где ныне обретается Бахметев и бригадир Шидловский», которые по распоряжению царя должны были поступить под его начальство.

Встреча с Бахметевым в Воронеже оказалась случайной, да и не особенно радостной. Царедворцы и дети боярские не очень-то охотились воевать. А где же взять другие войска?

Долгорукий вынужден был с горечью писать царю Петру:

«А как приехал я, Государь, на Воронеж и в готовности только триста царедворцев, которые с Бахметевым… А которые, Государь, полки с Москвы, — драгунский Яковлева, солдатский Давыдова, также и фон Делдина, — ко мне не бывали, а из царедворцев единого человека не бывало… А Шидловский отзывается, что он на своих изюмских и на полтавский полк надежду имеет худую… А господин Колычев показал мне письмо адмиральское, что Рыкманову полку велено быть на Воронеже; а посланные вместо того полка из Москва солдаты на Воронеже по сие число не бывали ж…»

Надежда оставалась на солдатский полк Неклюдова, который, по словам Бахметева, отправили в его распоряжение несколько месяцев назад. Кроме того, можно рассчитывать на эскадрон драгун из воронежского сборного отряда.

Долгорукий решил с этими небольшими силами идти, как указал царь, на Пристанский городок… И вдруг все меняется.

Царь Петр, встревоженный походом Булавина к Черкасску, приказывает вышнему командиру более всего помышлять о защите Азова.

«Смотри неусыпно, — пишет он, — чтоб над Азовом и Таганрогом оный вор чего не учинил прежде вашего приходу: для того заране дай знать в Азов к Толстому, для эха или голосу тамошнему народу, что ты идешь с немалыми людьми. Также дай слух, что и я буду туда, дабы какого зла не учинили тайно оные воры в Азове. Еще вам зело надлежит в осмотрении иметь тех, которые к воровству Булавина не пристали, или хотя и пристали, да повинную принесли, чтобы с оными зело ласково поступать, дабы, как есть простой народ, они того не поняли, что ты станешь мстить смерть брата своего, что уже и ныне не без молвы меж них, чтоб тем пущего чего не учинить. Також надлежит пред приходом вашим к ним увещевательные письма послать, и которые послушают, такоже ласково с оными поступать, а кои в своей жесточи пребудут, чинить по достоинству».

Вслед за этим письмом, 16 мая, накануне страшных казней, назначенных на Пристанской дороге, явились в Воронеж низовые донские казаки Мартын Панфилов и Фетис Туляев, подали Долгорукому войсковую отписку на имя государя. А в той отписке сообщалось, будто донские казаки собрались в Черкасске не для бунта, а для того, чтоб переменить войсковую старшину, чинившую казачеству нестерпимые обиды и неправду, и на их место избрать иных.

«Казнив неправых своих старшин, — говорилось далее в отписке, — мы вместо их по совету всем Войском Донским выбрали атаманом Кондратия Афанасьевича Булавина и старшин, которые нам войску годны и любы, и для крепкого впредь постоянства и твердости в книги написали. А от Великого Государя мы Войском Донским не откладываемся и его городам разорения никакого не чинили и отнюдь не будем и не помышляем, и желаем ему Великому Государю служить по-прежнему… И в том мы войском ему ныне целовали крест и святое евангелие. И просим, чтоб назначенные к нам государевы ратные полки не ходили б. А буде вы, полководцы, насильно поступите и какое разорение учините, и в том воля его Великого Государя, мы Войском Донским реку Дон и со всеми запольными реками уступим и на иную реку пойдем. А буде мы войском ему Государю на реке годны и в винах наших милосердно простит и на реке жить по-прежнему укажет, и о том мы войском от него Великого Государя ожидаем указу и грамот. А как сия отписка вам полководцам будет подана, и вам бы послать ее от себя тотчас к Великому Государю в Москву, или где он ныне обретается».

Долгорукий, перечитав царское письмо и донскую войсковую отписку, уразумел, что в сложившейся обстановке обострять отношений с казаками никак нельзя. Казни пленных воров, скрепя сердце, пришлось отменить. И вместо похода на Пристанский городок думать о сборе войск в Валуйках, откуда шла большая дорога на Азов.

Царю Петру вышний командир ответил так: «Изволишь, Государь, писать, чтоб я не мстил смерти брата своего, и чтоб тем пущего чего не учинить. И я Государь на сие доношу Вашему Величеству: казаков 143 человека, которых взял в бою господин Бахметев, и по розыску подлежали они смертной казни, хотел я Государь их вершить, но мая шестнадцатого числа получил от всего Донского Войска отписку с покорением их, которую послал до Вашего Величества. И тем виновным казакам смертной казни не учинил для такого случая до Вашего Государева указу. И мне Государь какая польза смерть брата своего мстить? Я, Государь, желаю того, чтоб они тебе вину свою принесли без великих кровей»[18].

После выборов Кондратий Булавин поселился в хоромах казненного Лукьяна Максимова. Здесь каждый вечер собирались теперь его ближние товарищи и новая войсковая старшина, состоявшая из старожилых, природных казаков. Приходилось помышлять о многих неотложных делах.

Послав по настоянию своей старшины отписку царю, Булавин не очень-то верил в возможность мирного исхода… Слишком глубоко пущены корни поднятого им мятежа, никогда не простят князья и бояре пережитого ими страха и учиненных голытьбой разорений. Да и не в состоянии он, войсковой атаман, удержать голытьбу от нападений на извечных своих недругов — бояр, вотчинников, богатеев, дьяков и подьячих.