Герхард Кегель - В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста

Незадолго до нападения фашистской Германии на Польшу министр иностранных дел полковник Бек направил «полковника» Венява-Длугашевского послом в Рим. Через несколько недель после вступления на этот пост у него взял интервью корреспондент крупной издававшейся в Кракове буржуазной газеты «Курьер краковски». Цитирую по памяти, но содержание передаю точно. Вопрос корреспондента: «Какую разницу, господин посол, вы видите между вашей нынешней деятельностью дипломата и вашим прежним положением полковника или генерала?» Ответ: «Главное различие я вижу в следующем: если в беседе со мной посол какого-нибудь другого государства или представитель здешнего правительства скажет мне глупость, то я вынужден ответить ему примерно так: «Ваше превосходительство! Ваши умные слова произвели на меня глубокое впечатление. Я восхищен вашими солидными знаниями и вашими чрезвычайно содержательными мыслями. Но, к моему огромному сожалению, я не могу полностью согласиться с тем, что вы сказали». Когда же, напротив, раньше в офицерском казино в Варшаве кто-нибудь из моих товарищей нес чепуху, то я обычно хлопал его по плечу и говорил: «Ты совсем спятил, дорогой!» В этом, по-моему, и состоит главная разница между моей прежней и нынешней деятельностью».

Другая Польша

Такие польские противники царизма, как, например, Пилсудский, стали позднее буржуазными националистами. Они действовали как враги молодого Советского государства и социализма. Но истинные польские революционеры и борцы против царского строя, как, скажем, Феликс Дзержинский и другие польские коммунисты, проявили себя в Польше, в защите строящего социализм молодого Советского государства, на полях сражений в Испании как пламенные социалисты, коммунисты и интернационалисты. Я хорошо понял это в те годы. Польский народ, среди которого действовали силы прогресса и реакции, на какое-то время стал жертвой национализма и реакции. Однако прогрессивные силы польского народа никогда не складывали оружия в борьбе за прогресс и социализм.

Тогда я чрезвычайно сожалел о том, что в силу особого характера моего участия в борьбе против Гитлера я был лишен возможности установить и поддерживать связь с боровшимися в подполье коммунистами Польши. В отличие от этого мне совершенно не требовалось скрывать свой интерес к римско-католической церкви.

Роль и влияние церкви

Влияние тесно связанного с семьями феодалов высшего духовенства Польши, сильные позиции церкви в городе и деревне, несомненно, в значительной мере сдерживали развитие демократии и социальный прогресс в буржуазно-феодальной Польше.

Анализируя влияние римско-католической церкви на огромную массу населения тогдашней Польши, следует учитывать одну обусловленную историческим развитием особенность. Польское низшее и среднее римско-католическое духовенство, особенно низшее, зачастую жило в гуще народа и, как и народ, испытывало на себе гнет чужеземных захватчиков. Эта часть священников нередко играла немалую роль в сопряженной с большими жертвами освободительной борьбе польского народа. Представители же церковной верхушки являлись выходцами из богатейших семей польских феодалов. И они, бывало, стояли ближе к господствующим классам разделивших Польшу держав, нежели к собственному, подвергавшемуся двойной эксплуатации народу.

В царской России, которая в течение длительного времени владела значительной частью Польши, господствующей была русская православная церковь. Она настолько тесно срослась с эксплуататорским царским строем, что находившиеся под национальным и социальным гнетом массы рассматривали ее как удлиненную руку царского самодержавия. Римско-католическая церковь Польши была враждебна как русско-православной церкви, так и царизму. И поскольку национальные и социальные течения в массах польского народа занимали такую же позицию, представители низшего и среднего римско-католического духовенства участвовали в освободительной борьбе, нередко даже с оружием в руках.

Эта историческая особенность находит отражение в польских литературе и искусстве. Так, в поэме знаменитого поэта и публициста Адама Мицкевича «Пан Тадеуш» поэт описывает наряду с прочим участвовавшего в освободительной борьбе ксендза.

~По слухам, квестарем таким был ксендз в повете…

Сам вид монаха и осанка,

Казалось, говорил, что скрыта тут изнанка,

Что не всегда носил клобук он и сутану

Да отпускал грехи холопу или пану.

Над правым ухом шрам, след пули или пики,

И на щеке рубцы – бесспорные улики

Того, что наш монах бывал знаком и с битвой

И раны получил не в келье за молитвой.

И не одни рубцы, – за подвиги расплата, —

Но каждый жест и взгляд в нем выдавал солдата.

Когда из алтаря с простертыми руками

Он прихожанам пел. «Господь да будет с вами»,

Он делал поворот так ловко и так браво,

Как опытный солдат «равнение направо».

Молитвы каждый раз читал таким он тоном,

Как офицер приказ пред целым эскадроном.

За мессой весь приход, бывало, удивлялся.

В политике наш ксендз не хуже разбирался,

Чем в житиях святых. Когда же он, бывало,

За сбором уезжал, он дел имел немало

В уездом городе, и если там же, кстати,

Он письма получал, то никогда печати

~При людях не срывал.[4]

Прусско-немецкая евангелическая церковь во временно находившихся под властью Германии частях Польши была тоже тесно связана с империалистической монархической системой господства и политикой германизации.

Между прочим, в большинстве захваченных Пруссией областей Польши слово «поляк» было равнозначно слову «католик». Однако, насколько мне известно, по каким-то историческим причинам во входившей тогда в состав Австро-Венгрии Тешинской области на польско-чешской границе дело обстояло наоборот. Там – по обе стороны границы – «евангелик» означал «поляк», а «католик» – «чех».

В той части Польши, которая была временно захвачена Австрией, столь острых церковных противоречий не было, поскольку в монархическом государстве Габсбургов тон задавала римско-католическая церковь.

Политическое значение свидетельства о крещении

В областях, которые когда-то захватила Пруссия в результате трех разделов Польши, поселившиеся там немцы, включая многочисленное и почти исключительно состоявшее из немцев чиновничество, являлись протестантами и входили в состав какой-либо из действовавших там евангелических церквей.

В Варшаве, между прочим, тоже была евангелическая церковь, которая существует и по сей день. С ней мне пришлось иметь дело в 1936 году, когда родился мой старший сын Петер.