Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Здесь же, в заранее разбитом лагере, отведывая от местных блюд, Екатерина знакомилась с Алексеем Ивановичем Иловайским и некоторыми донскими штаб-офицерами.

Какая-то юркая личность из потемкинского окружения расставила представляемых по парам, подбирая по росту и даже внешнему сходству. Матвей Платов попал с Василием Орловым. Оба рослые, темноволосые, горбоносые, но у Василия глаза темные, горячие, и сам потушистее, Матвей же стройнее и глаза холодновато-голубые.

Императрица, одинаково ласковая со всеми, милостиво улыбнулась представляемым и сказала кому-то из свиты:

— А что, Левушка, каковы у князя Григория казаки!

Платов и Орлов, поклонившись, отступили в угол. Следующая пара явилась пред светлые очи.

На другой день перед отъездом представлялись государыне и были пожалованы к ручке жена атамана (урожденная Дячкина), дочь его и жена бригадира Денисова (урожденная Чернозубова), а также сам атаман и многие донские чиновники.

И Платов царице руку целовал, и улыбнулась она ему, словно узнала. Рассаживалась свита, с кем-то кто-то прощался, а Матвею уже шептали:

— Ты царице понравился. Езжай заследом… Ничего, главное — Потемкин за нас…

Поскакали в Перекоп. Там под надписью: «Предпослала страх и принесла мир» на городских воротах Императрица сказала несколько хвалебных слов, а потом за завтраком особо был представлен ей бригадир Федор Денисов, среброкудрый красавец, страшный врагам, который должен был конвоировать Ее Величество с отборной командой в пределах Таврической области.

— Переплюнули Денисовы, Федьку подставили. Ну, этот своего не упустит, — разгоряченно шептали Матвею увлеченные черкасцы.

Поскакали далее по Крыму блестящие кавалькады. Федор Денисов, вызывая невольное восхищение, картинно рысил, чуть приотстав от Императорской кареты. Видный, ловкий, учтивый и находчивый, должен был он сделать во время этой поездки блестящую карьеру…

Иловайский, довольно потирая руки, стоял в толпе радостных донцов.

— Облагодетельствовала матушка… Обсыпала наградами… Вечно Бога молить…

Тесть, Мартынов, не выказывая особого восторга, но, увлеченный общим возбуждением, отвел Матвея в сторону:

— Всем чины новые дала. Тебе тоже, — заговорщицки понизил голос. — Присматривай ребят… из наших… Дело одно затевают… Пока помалкивай…

Матвей согласно кивал. Новая, сдобренная интригами жизнь, та же, что при долгоруковском штабе, но неизмеримо пикантнее и прекраснее из-за присутствия самой Императрицы, да иностранцы, тонкие, насмешливые, заметные среди расфуфыренного царского окружения, что придавали всей этой жизни новый заморский аромат, — все это привлекало, манило его, заставляло невольно оглядываться на покидаемые, опустевшие и притихшие места царской стоянки.

Шумно и радостно тронулись донцы в обратный путь. Чиновники — с чинами и орденами, остальные — одаренные сукном. Платов несколько раз спрашивал вроде невзначай тестя, что задело начинается, на что ребят подбирать, подговаривать. Мартынов отмалчивался, тугое пузо поглаживал. Тоже еще тот упертый дядя. При Петре Великом, после страшных булавинских дел, хвастал один атаман, Наум Мартынов, нимало расправой не напуганный, есть-де у нас донские вольности, а если царь будет непорядком смотреть и поступать, то хвалился царя смирить. Что с тем Мартыновым стало, неизвестно, но и этот, войсковой непременный судья, не хуже.

Только вернулись, не успели оглядеться, настиг Матвея Платова ордер от князя Потемкина явиться в Екатеринослав за новым назначением. «Ага! — но так и не мог придумать, на что мог всесильному князю понадобиться. — Либо в какую-нибудь глухомань походным?..»

В Екатеринослав, городишко на берегу Днепра, Платов прискакал в полуденное время, а к Потемкину попал в обед. Дежурный офицер провел Матвея мимо парных часовых в полутемную комнату, переполненную и шумную. Распахнутые окна не могли рассеять духоты. Во главе низкого стола, на диване, сидел мужчина лет пятидесяти, одноглазый, в распахнутом на груди халате, и задумчиво жевал, подперев рукою двигающуюся челюсть, отчего вместе с челюстью размеренно двигался кулак.

На рапорт Платова он поднял один ставший пронзительным глаз, который сразу же потух, потускнел, левой рукой вяло провел над столом:

— Садись, казак, обедай с нами, — и повысил голос: — Эй, Петруха, подвинься, усади полковника!

На краю стола один из ординарцев, молоденький носатый инородец, молча потеснился, высвобождая место. Слуги подскочили с прибором.

Халат Матвея не удивил. В Черкасске и ближних станицах в халатах даже в церковь ходили. Удивило обилие блюд, редких даже у Долгорукова. Одни он угадал с первого взгляда, другие так и не смог опознать. Осетрина, устрицы, маслины, сыры стояли вперемешку с дымящейся медвежатиной. Хозяин отдавал должное дичине, сам жевал темную зайчатину, заедал ее хлебом с чесноком. Крошки сыпались на волосатую грудь, и он иногда их лениво смахивал. Разноцветные настойки, водки соседствовали с закупоренными бутылками шипучего. И то и другое пилось так же вперемешку. Какие-то бабы, и благородного вида, и попроще, сидели меж офицеров и особо густо вокруг самого Потемкина. По правую руку от светлейшего сидел не замеченный поначалу Матвеем бандурист.

Обедали долго, до поздней летней темноты, временами Потемкин что-то вспоминал и посылал куда-то сидевших за столом ординарцев. На освободившиеся места садились беспрестанно появлявшиеся новые люди, те же вернувшиеся ординарцы или новоприбывшие чиновники, вроде Матвея. Неторопливо и постоянно вершилась целая сотня дел. Дежурный то и дело подводил кого-то к Потемкину, рассаживал, уводил, здесь же в уголку писал бумаги.

Матвей поначалу приглядывался, потом поймал на себе повторно молниеносный взгляд хозяина, пригладил усы, взял ближайшую бутылку с настойкой, понюхал: — «Рябина?..» — набултыхал себе полный бокал, выпил, подкатывая глаза, набычился, отмахнулся, аж плечами передернул.

— Закусывай, — гулко подсказал Потемкин.

Сидевший рядом инородец «Петруха» подвинул что-то кисло-овощное:

— Кушайте, полковник.

Матвей, закусывая, шарил глазами по столу, сказал, не прожевав:

— Ох и добрая у вас водка, ваше-ство!

— А ты думал… Подлей ему вон из того графина, — указал Потемкин кому-то из офицеров.

Офицер, перегибаясь через стол, налил Платову в рюмку чего-то едко-зеленого. Матвей и этого дёрнул и сквозь навернувшиеся слезу взглянул на хозяина, но тот, успокоенный, больше не обращал на Платова никакого внимания до самого конца обеда.

Когда вставали и расходились от стола, дежурный офицер тронул Матвея за рукав и указал главами на боковую дверцу. Входя в нее, Платов наткнулся на какую-то молодую женщину, тоже замешкавшуюся, и долго обходил ее.