Аппиан - Римская история
43. Потерпев неудачу в своей попытке, Ганнибал, перейдя в область луканов, зазимовал; и этот свирепый воин предался непривычной для него роскоши и любовным наслаждениям. И тотчас у него за малое время все переменилось. Фульвий возвратился в Капую к своему сотоварищу-полководцу, и оба стали усиленно теснить капуанцев, торопясь взять город зимой, пока Ганнибал отсутствовал. Капуанцы же, поскольку запасы продовольствия были у них исчерпаны и неоткуда было подвезти другие, отдали себя в руки консулов; сдались им и те из ливийцев, которые стояли как гарнизон, с самими полководцами, Ганноном (не тем, который был в Лукании)[323] и Бостаром.[324] Римляне поставили в городе свой гарнизон и сколько ни нашли перебежчиков, у всех у них отрубили руки; из ливийцев знатных послали в Рим, остальных продали. Из самих капуанцев, наиболее виновных в отпадении они казнили, у остальных отняли только землю: вся она вокруг Капуи очень плодородна, так как это равнина. Так Капуя вновь перешла в руки римлян, и этим у ливийцев для ведения войны в Италии было отнято большое преимущество.
44.[325] В области бруттиев, которая составляет часть Италии,[326] один человек из занятого ливийцами города Тисии,[327] привыкший всегда грабить и доставлять добычу начальнику гарнизона, а вследствие этого ставший ему во всех отношениях приятелем и почти сотоварищем по власти, страдал, видя, как солдаты гарнизона насильничают над его отечеством. Поэтому, столковавшись с римским военачальником и дав и получив от него клятвы в верности, он всякий раз приводил в крепость как пленных нескольких римских солдат, а их оружие приносил как добычу. Когда их оказалось довольно много, он освободил и вооружил их, уничтожил гарнизон ливийцев и ввел другой от римлян. Когда немного позднее мимо них проходил Ганнибал, солдаты римского гарнизона, пораженные страхом, бежали в Регий, а тисиаты предали себя Ганнибалу. Виновников отпадения Ганнибал сжег, а в городе поставил другой гарнизон.
45. В городе япигов Салапиид,[328] подвластном ливийцам, было два человека, выдающихся из числа других родом, богатством и могуществом, но во многом отличных друг от друга. Из них Дасий стоял на стороне ливийцев, а Блатий на стороне римлян. Пока дела Ганнибала процветали, Блатий бездействовал; когда же дела римлян стали поправляться и многие из их владений они вновь вернули, Блатий стал убеждать своего врага объединиться с ним в заботах только об отечестве, чтобы не потерпеть чего-нибудь ужасного, если римляне возьмут силой их город. Тот, сделав вид, что соглашается, донес об этом Ганнибалу. И судил их Ганнибал, причем Дасий обвинял, Блатий защищался и говорил, что он подвергся навету вследствие вражды; уже и раньше предвидя это, Блатий дерзнул произнести такую речь перед врагом, считая, что его обвинителю не будет веры вследствие их взаимной вражды. Ганнибал, полагая, что не должно ни оставлять такого дела без внимания, ни сразу поверить сказанному врагом обвиняемого, отослал их, чтобы самому с собой обдумать это дело. Так как выход был очень узким, Блатий незаметно для других сказал Дасию: "Не будешь, приятель, спасать отечество?" Дасий же, немедленно закричав, сообщил это Ганнибалу.
46. Тогда Блатий, жалуясь и этим еще более вызывая к себе доверие, сказал, что он является жертвой заговора хитрого врага. «Этот», сказал он, "теперешний коварный замысел освобождает меня и от прежнего подозрения, если какое-нибудь было. Ведь кто и прежде мог бы доверить врагу такое дело, и теперь, если раньше он и поступил необдуманно, вновь во второй раз решился бы сказать то же самое человеку, недостойному доверия, выступившему обвинителем в этом самом деле, переживая еще опасность, находясь под судом и отрицая свою виновность, и при этом еще сказать в суде, где многие могли слышать, да и обвинитель равным образом тотчас же сообщил бы это? И если бы даже он внезапно оказался", говорил он, "благорасположенным и дружественным, то в чем он мог бы оказаться мне полезным в борьбе за отечество? Чего бы я требовал от него, который ничем не может помочь?" Мне кажется, что Блатий, опять предвидя все, что случилось, шепнул на ухо Дасию эту фразу и вызвал к нему еще большее недоверие; вследствие этого и Ганнибал стал меньше доверять сказанному прежде Дасием. Но даже и теперь, избегнув суда, Блатий не перестал переубеждать врага, одновременно презирая его, как ставшего недостойным доверия во всех отношениях. Дасий же вновь сделал вид, что соглашается, и просил указать ход задуманного отпадения. Ничего не опасаясь, Блатий сказал: "Я спешно уеду в один из римских лагерей" (указав ему один из самых далеких) "и, взяв войско, приведу сюда; ибо начальник того войска мне друг; ты же оставайся у меня здесь и наблюдай за внутренней жизнью города".
47. Так он сказал и тотчас же быстро уехал, тайно от Дасия, не в тот, на который он указал, лагерь, а в Рим, куда дорога была короче. Дав сенату заложником сына, он попросил тысячу всадников, с которыми спешно возвратился, предвидя, что должно произойти. Дасий, не видя врага в следующие дни, решил, что тот выполняет то, о чем он ему сообщил, как будто уже вполне доверяя ему. Итак, сочтя, что действительно Блатий отправился в тот более отдаленный лагерь, Дасий быстро отправился к Ганнибалу, рассчитывая, "что сумеет вернуться раньше его; при этом он сказал: "теперь я предам тебе Блатия с поличным, когда он будет вводить в город войско". Изложив произошедшее и взяв несколько воинов, он с поспешностью вернулся в родной город, полагая, что Блатий еще далеко. Но тот был уже в городе, только что туда прибыл, и, перебив гарнизон из ливийцев, бывший немногочисленным, стерег, чтобы никто не вышел из города; все остальные ворота он запер, те же, через которые должен был войти Дасий, одни оставил открытыми. И часть стены, которая прилегала к ним, он всю привел в такое состояние, чтобы она не вызывала подозрения; внутри же все было так перерыто рвами, чтобы ворвавшиеся за ворота не могли разбежаться по всему городу. Когда Дасий увидел ворота открытыми, он обрадовался, сочтя, что он предупредил врага, и, полный веселья, въехал в город. Блатий же, закрыв ворота, убил его и въехавших с ним, оттеснив их в узкое пространство, так что вследствие рвов они не имели возможности бежать. Лишь немногие из них, перескочив через стену, бежали.
VIII.48. Так Блатий одолел Дасия, трижды применив против него коварство.[329] В то время Фульвий,[330] римский консул, осаждал Эрдонию,[331] вечером незаметно для него сюда подошел Ганнибал и, став поблизости, велел не зажигать огней и хранить молчание. Около рассвета, когда к тому же поднялся туман, он послал всадников напасть на римский лагерь. Римляне стали их отражать, правда, с некоторым смятением, как только что вставшие от сна, но храбро, так как видели перед собой немногих, откуда-то к ним явившихся. Ганнибал же с пехотой обошел город по другую сторону, чтобы одновременно и осмотреть место и внушить надежду находящимся внутри, пока во время обхода, или предвидя это, или случайно, он не столкнулся с римлянами и не окружил их. Тотчас же попав под перекрестные удары, они, безжалостно избиваемые врагами, погибали в большом количестве; было убито из них до восьми тысяч и сам консул Фульвий. Остальные, вскочив на какую-то насыпь перед лагерем, храбро отбиваясь, сохранили ее и помешали Ганнибалу взять лагерь.[332]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});