Георг Конрат - Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941–1942

Пять часов. Новый день встретил рассвет запахом пороха и языками пламени. Из Тауроггена русские пригнали шесть танков «Т-36» и остановили их напротив среднего бункера. Ближайший из них к Тауроггену пытался уничтожить бункер, но это занятие можно было сравнить с бросанием камней в кирпичную стену. Ребята в бункере работали не покладая рук: в течение последнего часа они демонтировали противотанковые орудия и один из пулеметов, они поставили на их место более тяжелые установки, тем самым обеспечив свой тыл. К тому времени, когда я дошел туда, они уже были готовы к бою. Фенрих Ханс после первой пулеметной очереди подбежал и радостно обнял меня. Возможно, эта реакция была не вполне свойственна военной обстановке, но для меня это не имело значения. Первые же выстрелы оказались роковыми для русского танка.

На мгновение все смолкло. Русские покидали свои позиции. Видимо, им было несдобровать. Мы сидели напряженно, вглядываясь, вслушиваясь и ожидая чего-то. Прошло около пяти минут, а потом снова началась пальба, но уже с другого угла. Это была их самая большая ошибка. Бункер, ближайший к мосту, теперь держал их под обстрелом, и теперь оттуда открыли огонь из двух сверхдлинных гаубиц. Сначала дымовая завеса, затем противотанковая атака, и мы вынудили русских к новому отступлению. Все происходило молниеносно.

Шесть часов. Из-за огня и дыма я больше не видел моста, и трудно было представить, держится ли там еще наш отряд. Русские полностью окружили бункеры, а мы продолжали направлять на них их главную надежду. Про себя я думал: «Скорее бы наступил тот день, когда адмирал Канарис услышит об этом!»

Неожиданно один из ребят подбежал ко мне и прокричал:

– Ты только пойди взгляни на это!

Я помчался вместе с ним на наблюдательный пост. Огромный шеститонный танк катился прямо на нас, и находился он под таким углом, под которым стволы наших пушек не могли дать отпор. А его дула уже были подняты, поэтому я немедля прокричал остальным:

– Быстро спускаемся в туннель и переходим в другие бункеры.

Словно гигантский дракон, танк остановился перед бункером и нанес по нему удар. Целые тонны фосфорического света обрушились на бункер, и я увидел, что все вокруг в огне.

Затем начали взрываться боеприпасы, и со своей позиции в первом бункере нам было видно, как со стен осыпается штукатурка. От пыли и копоти мы почернели, словно негры, и только глаза выделялись на лицах. На какой-то момент могло показаться, что наше положение ухудшается, но это было не так, потому что у нас имелось противотанковое оружие, направленное прямо на русских, и они отлично понимали, что если предпримут что-либо, то в ответ мы сотрем их с лица земли. Они снова попытались усилить пальбу, но эта попытка опять не увенчалась успехом.

Внутри двух бункеров был кромешный ад. Снаружи веяло прохладой, а мы, наоборот, чувствовали себя словно в печи. Как это ни удивительно, но Вилли вместе с остальными каким-то чудесным образом еще держались на мосту. Дым немного рассеялся, и я смог разглядеть, что пожар еще не утих. У нас не было связи с ними, так как они были полностью отрезаны от нас, но мы имели внушительный вид из-за наших пушек и могли поддержать их в случае новой атаки. Русские все еще находились в замешательстве, не понимая, как германская армия уже ухитрилась продвинуться на такое расстояние. Я думаю, что они просто не поверили, если бы узнали, что сражаются со всего лишь двумя отрядами восемнадцатилетних мальчишек.

Но как раз к этому моменту мы были измотаны и почти побеждены. Только азарт и установка на успех заставляли нас не сдаваться. Мои мозги затуманились, и я не знал, чем может закончиться этот бой. Движется ли германская армия в нашем направлении или отступает назад? Я понимал, что мы не продержимся долго и, если наших вынудили отступать, мы точно проиграем. В бункерах совсем не было воды, а то, что мы принесли с собой во фляжках, было допито час назад. К тому же становилось все душнее от пыли и жарче.

Я посмотрел на часы. Без пятнадцати восемь. А затем словно произошло чудо: я услышал первый удар «берты». Я знал, знал наверняка, что это значило. Это шли наши, и я понимал, с какого расстояния доносится стрельба. Не было сомнений. Наша огромная вооруженная армия находилась не дальше чем в трех километрах отсюда.

– Слава богу, – произнес я громко и, взяв ракетницу, выпустил три зеленых залпа. Это значило: «Заходите – дорога открыта. Вся ситуация под контролем». Потом я все объяснил ребятам.

– В трех километрах отсюда! – кричали солдаты с черными лицами. – Это значит, они будут здесь через десять минут!

– Наверняка, – заверил я их.

Русские отступали от границы длинными колоннами, как коровы, идущие на скотобойню. Но наши настойчивые бойцы не собирались бросать нас на произвол судьбы. Они разрушили один бункер и теперь были близки к тому, чтобы уничтожить два других и добить мост. Сознание того, что немцы совсем близко, укрепило в нас надежду, что мы выживем. Совершенно чужой и незнакомый отряд сейчас мы восприняли почти по-родственному, как никогда бы раньше. Выстрел за выстрелом, мы дважды дали знать о себе. Я находился в дальнем бункере, пытаясь уследить за реакцией врага, когда один из мальчиков примчался из третьего бункера, ближайшего к мосту, и, едва переведя дыхание, доложил:

– Отступающие враги, собравшись из последних сил, подгоняют составы с военной техникой, чтобы попытаться совершить прорыв. И это происходит всего лишь в километре отсюда.

– Хорошо. Начинаем огонь, но надо постараться не повредить линию передач, – произнес я быстро. Наступил ответственный момент. Впервые русские были перед лицом наших пушек, и у нас появился реальный шанс показать все, на что мы способны. В третьем бункере выстроив в ряд пулеметы, открыли огонь. Почти сразу же отозвались пушки в соседних бункерах. Но эти действия блокировали железнодорожные пути и соответственно не давали ходу нашей «берте», спешившей к нам на помощь, поэтому я дал приказ ослабить огонь и только отстреливаться при необходимости, но ни в коем случае не вести огонь по железной дороге.

– Не позволяйте им держаться группой, заставьте их разбиться! – кричал я.

Попав под перекрестный обстрел, русские окончательно сбились с толку и, соскакивая с поезда на ходу, бежали врассыпную. Мы выполнили свою задачу.

Тем не менее атаки со стороны Тауроггена не становились слабее. Бомбежка и обстрелы продолжались из всего оружия, имевшегося у врага, хотя все это было бесполезно. Та броня, которую они себе выстроили, для нас была лучше, чем даже они могли представить. Единственное, что могло по-настоящему причинить нам вред, – это их огромный танк: с ним нам в самом деле было не справиться.