Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых» - Вадим Леонидович Телицын
Контрнаступление Красной армии, начавшееся 5 декабря 1941-го под Москвой, сняло с повестки дня эвакуацию как первоочередную хозяйственную задачу. 25 декабря Совет по эвакуации расформировали вместе с другими подобными структурами. И в тот же день был образован Комитет по разгрузке железных дорог в составе А. И. Микояна (председатель), А. Н. Косыгина (заместитель), Н. А. Вознесенского, Л. М. Кагановича. Согласно постановлению, комитет решал вопросы о «направлении каждой отдельной группы грузов с участием заинтересованных наркоматов» и имел право принимать «окончательные решения». В случае возникновения вопросов реэвакуации оборудования промышленных предприятий Комитет по разгрузке обязан был согласовывать ситуацию в Государственном комитете обороны[146].
Постановление ГКО СССР № 1066с «О комитете разгрузки». 25 декабря 1941. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 30. Л. 179]
Учитывая страшный дефицит подвижного состава, в первую очередь — вагонов, нужно было навести порядок в направлении приоритетных грузов. В январе 1942 года Микоян и Косыгин подписали жесткое постановление «о разгрузке вагонов с местными грузами». На все железнодорожные магистрали были направлены уполномоченные, которые совместно с начальниками железных дорог и с представителями местной власти и наркоматов выясняли происхождение и назначение грузов, принимали решения по выгрузке местных. НКПС отныне обязан был сообщать в Госплан СССР сведения о передаче грузов предприятиям, что находило отражение в плановых корректировках.
Именно Косыгин предложил проводить на всех магистралях перепись вагонов с эвакуированными грузами. Фиксировались номер вагона, его маршрут, груз, его принадлежность тому или иному наркомату и предприятию[147]. Это упростило доставку оборудования эвакуированных заводов по назначению. Для бездокументных грузов организовали специальные базы, где такие вагоны разгружали. Причем эти грузы также строго учитывались, о них сообщалось в Госплан.
Комитет по разгрузке железных дорог просуществовал до марта 1942 года[148].
Снова в Ленинграде
Новый 1942-й год Косыгин встречал вместе с Николаем Алексеевичем Вознесенским (тогда — первый заместитель председателя союзного Совнаркома) и бывшим коллегой по Ленинграду Петром Сергеевичем Попковым (в 1941-м — член Комиссии по вопросам обороны города). Неожиданно Косыгина вызвали к телефону. Это был Сталин:
— Что делаете? Новый год встречаете? С кем? Каким образом вместе собрались?
Выслушал, пару секунд промолчал, потом произнес:
— Оставь их, а сам приезжай к нам.
В 3 часа ночи Косыгин был у Сталина на «ближней даче». За столом — Маленков, Берия, Хрущев. Неожиданно, между общим разговором, Сталин сказал, что Алексея Николаевича решено отправить в Ленинград. Берия тут же вспомнил о летней командировке в город на Неве, о том, как лежали под бомбежкой в канаве, а Алексей Николаевич — как проезжал по улицам родного города и не узнавал его — развалины, «ежи», зенитки, бомбоубежища…
Докладная записка Л. М. Кагановича, А. Н. Косыгина, Н. А. Вознесенского, Л. П. Берии И. В. Сталину о направлении на утверждение проекта постановления о строительстве железной дороги от станции Войбокало до Ленинграда. 10 января 1942. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 33. Л. 6]
К разговору вернулись 17 января, когда Косыгина вызвали к Сталину в Кремль[149]. Через два дня Алексей Николаевич был назначен уполномоченным ГКО в блокадном Ленинграде. Там ему предстояло решать целый комплекс задач: эвакуация населения и предприятий, изыскание резервов для продолжения работы крупнейших оборонных заводов, организация систематического подвоза продовольствия.
Перед вылетом в блокированный с суши Ленинград Косыгин встретился с руководителем Исполкома Моссовета В. П. Прониным[150]. Договорились о создании колонны из 40 автобусов и 200 грузовых машин с водителями и ремонтниками для приема эвакуируемых по Ладожскому озеру ленинградцев. Более 250 грузовиков обязались предоставить Ярославская и Горьковская области. Машины были загружены продовольствием и горючим. Наркомат путей сообщения обещал срочно доставить машины к Ладожскому озеру.
Встретился Косыгин и с Микояном. Тот, как всегда, говорил о том, что в бедах Ленинграда виноват Жданов:
— Еще летом прошлого года, когда бои шли на Лужском рубеже, я предлагал организовать завоз в Ленинград зерна и размещать его в переделанные под склады дома, те, что еще дореволюционной постройки. Даже в случае попадания бомбы и разрушения здания мог выгореть только верхний слой зерна, это два-три сантиметра, а остальное все сохранилось бы. Но Жданов был против, говоря «зачем заваливать город продовольствием?»[151]
Косыгин слушал молча. О Жданове, о его роли в обороне Ленинграда у него было свое мнение, но последним он ни с кем не делился, и «прочесть» что-то по его лицу было, как всегда, невозможно… Он прекрасно знал, что позицию Микояна поддерживают Маленков и Берия, который старается настроить Сталина против Жданова. А последний, в свою очередь, жаловался Сталину на Микояна. Алексей Николаевич старался не занимать ничьей стороны. Хотя про себя удивлялся тому, что Жданов из своего кабинета в Смольном не выходит, не выезжая ни на фронт, ни на предприятия (если только в бомбоубежище).
Косыгин вылетел в Ленинград 19 января. Пилот «Дугласа», опытный ас, еще на московском аэродроме с недовольством смотрел на пять истребителей, которые должны были сопровождать самолет Косыгина: «А „хвост“-то нам зачем? Только внимание привлекут, а мы бы в одиночку тихонько пробрались, трассу я прекрасно знаю».
Алексей Николаевич улыбнулся, пожал плечами: «Это не ко мне…»[152]
В Ленинград прибыли ночью. Через час после приземления Алексей Николаевич был в Смольном. Вместе со Ждановым его встречали второй секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) и председатель Продовольственной комиссии А. А. Кузнецов, один из руководителей Отдела пищевой промышленности, торговли и общественного питания Ленинградского горкома П. Г. Лазутин и командующий войсками Ленинградского фронта М. С. Хозин.
Разговор был долгим. Косыгин был как всегда и откровенен, и деловит:
— Ставка и лично товарищ Сталин очень обеспокоены (не сказал, что очень недовольны) положением дел в Ленинграде. Противнику город ленинградцы не сдадут, это ясно всем. Но есть и другой враг (процитировал некрасовские строчки, которые помнил с детства): «Голод названье ему…»
Отсюда, — продолжал Косыгин, — и такое количество жертв, и катастрофическое падение производства на ленинградских предприятиях. Станки простаивают, материалы, столь необходимые на «Большой земле», в Ленинграде не задействованы. Кроме того, как считает Государственный комитет обороны, в Ленинграде много излишнего населения, которое необходимо было эвакуировать еще осенью прошлого года. А потому перед нами три задачи, решать которые необходимо одновременно, в «связке», — эвакуация населения и оборудования вместе с материалами и завоз в Ленинград с «Большой земли» продовольствия.
Косыгин выслушал всех, от Жданова до Хозина, что-то записывал, задавал вопросы, вроде бы незначительные, что-то просил уточнить. Разошлись поздно ночью…
На следующий день Алексей Николаевич побывал на Кировском заводе и «Электросиле», в нескольких жилых районах города.
Нашел полчаса,
