Георгий Береговой - Три высоты

- Да и появятся - как-нибудь отобьемся, - отозвался Выговский. - Патронов у меня полный боекомплект!

А вражеские истребители были уже где-то рядом - специально поднятая в воздух группа "фоккеров", которые, едва штурмовики капитана Кузина скрылись вместе с истребителями прикрытия за горизонтом, вывалились из-за облаков четверкой и ринулись на Кумскова в атаку.

- Теперь держись! - крикнул Кумсков Выговскому и дал газ до отказа.

Вместо ответа он услышал длинную очередь пулемета своего стрелка. Фашист, пристраивавшийся им в хвост, не выдержал и отвернул. Кумсков еще ниже прижал штурмовик к земле, пытаясь по возможности затруднить маневр противнику. Однако силы, понимал он, слишком неравные- так долго не протянешь. Немцы это знали не хуже его и все яростнее наседали.

- Давай, парень, давай! - беззвучно поддерживал Кумсков Выговского. Его пулемет бил не переставая, но внезапно смолк.

- Что случилось? Ранен? - спросил Кумсков.

- Нога... - хрипло отозвался стрелок, и тут же пулемет его вновь зашелся серией коротких очередей.

Как позже узнали, Выговскому снарядом оторвало ногу, но старшина, истекая кровью, продолжал бить по вражеским истребителям.

Когда наконец показалась линия фронта, патроны у Выговского кончились. Один из "фоккеров", ревя моторами, заходил ставшему безоружным "илу" в хвост, другой пикировал на него. Кумсков видел, как огненная трасса прошила правое крыло, вторая ударила в мотор, третья полоснула по кабине. Почувствовав, как ожгло руку и ноги, а затем что-то мазнуло горячим и липким по лицу, он сквозь застилающую глаза пелену успел заметить прямо под собой окопы линии фронта, затем - отворачивающие в сторону и вверх "фоккеры"...

"Проскочили все-таки..." - мелькнуло в сознании летчика. Остальное происходило будто во сне. Как удалось посадить искалеченную машину, Кумсков не помнил.

Удар о землю швырнул его головой в приборную доску. Когда вернулось сознание, он попытался выбраться из кабины, чтобы помочь Выговскому, но кабину заклинило. Пришлось протискиваться через форточку. Вывалившись на крыло, Кумсков увидел бегущих к самолету бойцов. С их помощью удалось вытащить и уложить на траву вконец обессилевшего Выговского.

Вскоре откуда-то вынырнула потрепанная полуторка и тяжело раненного старшину увезли в госпиталь. Напоследок тот все же успел сказать:

- Жаль, патроны кончились... А то бы спасли самолет. Далеко ли до передовой?

- Метров пятьсот. В самый раз дотянули.

Когда полуторка с Выговским уехала, Кумсков в последний раз оглядел свой "ил". Крыло разворочено, броня кабины обожжена, весь самолет - словно решето...

- Чудо, как в воздухе не развалился, - сочувственно произнес кто-то.

- Тебе бы, лейтенант, тоже в госпиталь, - добавил другой. - Гляди, как зацепило: на лице кровь, по рукаву тоже течет...

Но Кумсков от госпиталя наотрез отказался. Ранения, посчитал он, легкие, и так, дескать, обойдется. Утром на третий день вернулся в полк, где и успел прочесть собственную похоронку, к счастью не отправленную еще в тыл...

После ужина нас поджидала еще одна приятная новость. Когда мы выходили из летной столовой, Кумсков, успевший помириться с истребителем, объявил, что завтра всех нас ждут на вечере отдыха, организованном при штабе дивизии. Приглашение получили все летчики эскадрильи.

На другой день после обычных полетов мы с Солтаном Биджиевым, дурачась и толкая друг друга, чтобы согреться на холодном ветру, поджидали Кумскова и Пряженникова, когда из-за угла дома неожиданно появился замполит полка Сотников.

- На танцы, вижу, собрались? - улыбнулся, поравнявшись с нами.

- Так точно, товарищ подполковник, на танцы! - тотчас вытянулся, лихо взяв под козырек, Биджиев. - Девушки из роты связи пригласили.

- Что ж, после двух боевых вылетов размяться молодежи не грех, - кивнул в ответ Сотников. - Я попозже и сам там буду.

- Видишь, и начальство разумного отдыха не чурается, - сказал я Биджиеву, когда замполит скрылся за углом. - А тебя, черта ленивого, уговаривать приходится!

- А что это Сотников без реглана? - не пропустил заметить Солтан. Комиссар все же... Ему положено.

- Положено-то положено, - согласился я. - Только его реглан теперь немцы носят.

- Как немцы?

- А вот так! Разве не слыхал историю с Корешковым? В этот момент подошли Кумсков с Пряженниковым.

- Чего гогочете? - спросил Пряженников. - Пошли, а то опоздаем.

- Какая такая история? Что ты мне мелешь, ровно маленькому? - не отставал от меня Биджиев. - Давай выкладывай!

- Ладно, пошли! - рассмеялся я. - Дорога не близкая, по дороге и расскажу, как летчик Корешков помог гитлеровским интендантам фрица одного обуть-одеть. Он в тот раз тоже, как мы теперь, в роту связи на танцы торопился...

Рота связи при штабе дивизии была в основном укомплектована девушками. Время от времени они устраивали у себя вечера с выступлениями самодеятельных артистов. Кое-кто из наших ребят обладал отличным голосом. Хорошо пели капитан Зиновеев, летчики Шуйский и Королев. Виртуозно играл на гитаре инструктор по вооружению Руев. Прекрасно читал со сцены стихи секретарь партбюро полка капитан Овчинников. Их выступления всегда проходили с неизменным успехом, собирая множество благодарных слушателей.

Заканчивались такие вечера обычно танцами. Летчики, понятно, стремились в подобных случаях выглядеть, что называется, при полном параде. К кителям прикручивались боевые ордена и медали, сапоги надраивались до блеска. Но предметом особой пилотской гордости неизменно оставался кожаный реглан. Именно реглан в силу принятой в авиации традиции издавна считался главным отличительным признаком, а заодно и предметом особого шика во внешнем облике бывалого летчика.

Однако регланов на всех не хватало. Имелись они, как правило, лишь у людей широко в дивизии известных, старших начальников. Последнее обстоятельство, разумеется, делало такой реглан еще более привлекательным, более желанным в глазах рядовых летчиков.

Не знаю, как и кому первому пришло в голову, но в полку стало обычаем, что счастливые обладатели регланов предоставляли свое глянцево блестящее кожаное сокровище в распоряжение тех летчиков, кого девушки из роты связи приглашали на свой очередной вечер.

Замполит Сотников не был в этом смысле исключением. Его регланом в таких случаях чаще всего пользовался зам-комэска Корешков. В нем он однажды и вылетел на срочное боевое задание. Задание группа штурмовиков выполнила, но машина Корешкова, получив прямое попадание зенитного снаряда, была сбита над территорией противника, и Корешков в бессознательном состоянии попал в плен к немцам.

Из плена ему вскоре удалось бежать. А вот реглан пришлось, как он выразился, оставить на плечах фашиста, который его реквизировал.