Людмила Бояджиева - Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века

— Пять лет — большой срок. Провинциалки быстро обтесываются…

— Не будем ждать, когда крошка постареет. У тебя две задачи, Клиф: познакомь эту коровницу с какой-нибудь бойкой девушкой типа Ланы Тернер. Устрой ее проживание и понаблюдай за ней, чтобы она сдуру не выскочила замуж. Нам замужние звезды не нужны.

— Сделаю, шеф. А как со шлифовкой? — Оуэн улыбнулся уголком рта.

— Год она проучится в нашей актерской школе, а там посмотрим. Ким Колден перепишет биографию крошки: строгое католическое воспитание, школа моделей, некие дальние аристократические родственники в Испании, что-нибудь еще… И подумай о псевдониме.

— Я уже думал. Игривый ей не подойдет. Необходимо нечто гордое, благородное, загадочное. Ава, например. А-ва — имя капризницы из хорошей конюшни. И совсем близко к «Аvе» — нечто молитвенное, благоговейное… А фамилия… непременно с геральдическим блеском.

— Сделаем ее созвучной нашей суперзвезде Грете Гарбо. Пусть у зрителя срабатывают ассоциации. До — пустим… — Майер пошевелил короткими толстыми пальцами, словно ловя что-то в воздухе. Перстень на одном из них откликнулся искристой игрой. — Гр… Гардон. Нет — Гарднер! С раскатистым «р».

— Хорошо… Гарднер… Слышится звон шпаг и поступь истории. Шелест кованой листвы самых крупных генеалогических древ.

— А ты не пишешь сценарии, мой друг?

— О… пробовал… — Оуэн уже собрался рассказать шефу о замысле гениального сюжета, но тот взялся за один из телефонных аппаратов и махнул ему рукой — мол, разговор окончен.

«Зря слезы льешь, возьмись за дело, детка!»

В актерской школе «Витрина» Люси взяла в оборот преподавательница по актерскому мастерству

Клер Роуз — бывшая актриса лондонского репертуарного театра. Выглядела она как престарелая герцогиня, а голос ее журчал словно арфа, драгоценно переливаясь полутонами:

— Вы понимаете, детка, что с таким вульгарным лексиконом нельзя рассчитывать даже на место секретарши у захудалого агента. У вас прекрасная фактура — с этим нельзя не согласиться. Хотя красотки в Голливуде далеко не редкость. Зачастую они становятся старухами, так и не дождавшись выхода на экран. Несчастная судьба? Плохие ножки? Нет! Причина в другом. Ученые выяснили — чем выше интеллект и воспитание человека, тем богаче интонирована его речь! Не говоря уже о лексиконе…

— Ага, — кивнула Люси, боясь ляпнуть лишнее и уж тем более спросить о значении мудреного слова «лексикон».

— Вспомните «Пигмалион» Бернарда Шоу — именно правильная, аристократическая речь сделала из нищенки леди.

— Если честно, я не знаю эту историю, — потупилась девушка. В последнее время ей постоянно приходилось сталкиваться с совершенно незнакомыми фамилиями и названиями, притязавшими на известность. Какой-то Шекспир, Байрон… Иностранные фамилии, которые вообще невозможно было запомнить: Эйзенштейн, например! — У нас дома не больно увлекались книгами.

Со смирением мученицы Клер Роуз объяснила:

— В известнейшей пьесе знаменитого драматурга и насмешника Бернарда Шоу состоятельный профессор подобрал на улице нищенку, заключив спор с другом. Договор состоял в том, что путем долгих и кропотливых занятий над речью девушки он сумеет превратить ее в настоящую светскую даму. Речь у девицы была вроде вашей — сплошные нецензурные выражения. Лексикон отбросов из городских трущоб.

— И она исправилась? — оживилась Люси. — Научилась говорить культурно?

— Блестяще научилась! Добившись необходимого результата, профессор вывез девушку на бал во дворец, где все принимали ее за особу высокого происхождения. А потом женился!

— Правда? — ученице понравился этот… как его… Шоу. — О, я тоже мечтаю о хорошем муже!

— Думается, что вы не совсем правильно понимаете определение «хороший муж». Но мы будем усиленно работать и над вашим лексиконом, и над манерами. Это то малое, с чего придется начать.

Пара месяцев занятий в школе несколько преобразили Люси. Она уже не шарахалась от людей, не глазела на прохожих, сдерживала острые словечки, которые так и крутились на языке. Особенно трудно было держаться, когда приходилось отшивать цеплявшихся к ней мужчин. Если она что и говорила такому приставале, то совсем тихо, как и положено светской леди.

Клиф решил, что Дикую Королеву можно вывести в свет.

Скромный прием по поводу выхода нового фильма МGМ проходил на вилле Хамфри Богарта. Без особой помпезности и прессы, эта вечеринка была для своих и носила вполне дружеский характер. Подходящий момент, чтобы показать девочку общественности, пусть пока и мельком.

Клиф, имевший приглашение от симпатяги Богарта, серьезно подготовился к мероприятию. За час до назначенного срока он привез в гостиничный номер Люси коробки с нарядом, взятым напрокат. Она хмуро рассмотрела узкое шелковое платье цвета запыленной листвы.

— Без рукавов?! А это что за дыра? Здесь впереди выдран целый кусок!

— Это декольте на спине. Вполне скромное, до лопаток.

— И ты хочешь, чтобы я в этом появилась при всех? Там ведь будут еще люди?

— Там будут красивейшие мужчины и женщины Голливуда. В вечерних туалетах, в сравнении с которыми это платье — домашний халатик Золушки. Я старался пощадить твою скромность.

— Спасибочки, конечно. Но у тебя отвратительный вкус. — Она кинула в него скомканное платье. — Можно было бы выбрать что-то капроновое с оборками. Как у Дины Дурбин в киношке про дворецкого. И без дырки. А рукава — непременно фонариками!

Клиф терпеливо расправил ткань и положил на кровать.

— Вот что, леди из Каролины, давайте условимся — вы подписали контракт на работу в студии. Не на заводе, не на птицеферме, а в лучшей киностудии мира, девиз которой — роскошь и еще раз роскошь. На этой неделе вы получите пятьдесят долларов только за то, что покажете товарищам по профессии свои руки и верхний отдел позвоночника. Через полчаса жду вас внизу. Не забудьте надеть туфли. — Он пошел к двери, остановился, порылся в карманах, извлек, наконец, крошечный пакетик: — Здесь духи, пробная пробирка. Но это очень хорошие и очень дорогие духи. И не заикайся, что они пахнут подгоревшей пиццей!

«Нас ловко провела судьба, отсрочив счастья миг»

У виллы Богарта стояла вереница автомобилей, и каждую минуту подъезжали новые. Открываемые швейцаром, одетым в камзол кавалера двора Людовика Прекрасного, дверцы выпускали в ароматный воздух синего вечера элегантнейших мужчин и женщин. Клифу Оуэну пришлось расстараться, чтобы его протеже зарекомендовала себя с лучшей стороны, по крайней мере, не села в лужу. К счастью, она притихла, поглощенная созерцанием. И, что интересно, вовсе не выглядела при этом смущенной провинциалкой, не хихикала, не закатывала глаз. Осанка королевы, мраморное лицо, не тронутое косметикой, загадочный взгляд изумрудных глаз. На вопросы любопытных Оуэн отвечал лаконично: «новая находка Льва», и старался Люси, вернее, теперь уже Аву, ни с кем не знакомить — этот церемониал еще следовало освоить. А то вытрет ладошку о юбку и протянет ее «лодочкой» с грацией горничной, да еще не дай бог в книксене присядет…