Наталья Горбачева - Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих

Полгода, из которых полтора месяца разворачивалась в нашей коммуналке драматическая история с бомжом Сергеем, я видела только пишущую машинку и стопку напечатанных листов, стараясь во что бы то ни стало ежедневно увеличивать ее на положенную норму в шесть печатных страниц. К концу недели я изнемогала. Утром воскресенья я заставляла себя встать и идти на раннюю литургию, причащалась. Приходила домой — валилась в постель, вставая к обеду — со свежими мозгами. И снова за машинку. Такого подвига я от себя не ожидала. МихАбр звонил мне в начале каждого месяца и противно спрашивал, сколько написала. Хотелось крикнуть этому злому гению: «Нисколько», но я отвечала: «Как договорились». Усталость накапливалась — встать утром с постели и раскочегарить мозги — превращалось в тяжелую и нудную заботу до самого обеда. Открыв глаза, я видела стоящую на столе пишущую машинку, и настроение мгновенно портилось. Попробуй тут напиши что-нибудь жизнеутверждающее, хотя именно об этом и был роман.

Когда осталось три дня до окончания договора, ненаписанными оставались самые трудные сорок страниц из восьмисот — окончание, где должны были сойтись все линии романа. И их еще надо было придумать. Тут я сломалась — до позднего вечера слонялась по квартире без единой мысли в голове. Не помогало ничего. Ни молитва, ни кофе, ни холодный душ, ни ласковые ободряющие слова моей дорогой соседки Анны Вячеславны — ни-че-го. Побродив по квартире, я ложилась на диван и плакала. Кому нужны эти муки творчества…

Вечером позвонила близкая знакомая, иконописец, и настороженно спросила, всё ли в порядке.

— Порядок — это хаос, к которому привыкли! — неприветливо ответила я. — Не хочу ни с кем разговаривать!

— Мне такой страшный сон сегодня приснился про тебя… — сказала она.

— Страшнее моей жизни ничего нет! Что за сон-то?

— Представляешь, мне приснилось, что тебе осталось писать сорок страниц, а ты не можешь…

— Что-что? — удивилась я. — Мне правда осталось сорок страниц, представляешь? И что дальше?

— Всё. У меня прямо сердце заныло, как тебе плохо.

— Кто-то сказал это во сне?

— Никто. Просто вот такой образ в сердце вошел: сорок страниц и нет никаких сил. Ангел-хранитель твой, думаю, сказал.

Я никак не могла сообразить, как во сне приснилось то, что я сама узнала меньше суток назад, подсчитав ненаписанные страницы. Но ведь Бог всюду и везде и знает абсолютно всё. Значит, Он мои муки видит и послал ангела, чтобы утешить. После мучительного дня у меня вдруг стало ясно и светло на душе. Есть Бог, есть! Ура!

— Ты что затихла? Наташ… — забеспокоилась моя знакомая.

— Позвони через три дня. Я закончу роман.

Сорок страниц оригинального текста, написанные за три дня, так и остались моим непревзойденным писательским рекордом. Поставив последнюю точку, я как будто проснулась. Оглянувшись вокруг, увидела наконец царящий в доме хаос, который разобрать не могла еще месяца два от полнейшего душевного опустошения и физического истощения. Я даже не представляла, что может быть такая суперапатия. Много ночей после завершения книги снились мне мои герои, и я прокручивала в голове их дальнейшие судьбы. Это было похоже на паранойю.

Как выздоравливающий после тяжелой болезни человек, я постепенно возвращалась к нормальной жизни.

Книгу быстро набрали и сверстали. Вдруг МихАбр вызвал меня к себе и сказал, что печатать ее не будет. Ко мне претензий нет. Это он с родственниками сибирского писателя что-то не поделил. Видимо, деньги…

Что же получается! Я согласилась с тем, что моей фамилии на обложке не будет. Но не было договора, что книгу совсем не опубликуют… Как же так? Значит, полугодовой изнурительный творческий труд — коту под хвост? И напишу ли что-нибудь еще? Тогда я очень в этом сомневалась.

Работы опять не было…

Однажды после службы я подошла к настоятелю нашего храма и сказала, что написанный мной роман не хотят публиковать.

— Что, денег не платят? — спросил он.

— Он не под моей фамилией должен выйти…

— Как это? — удивился настоятель, который совсем не знал премудростей книжного бизнеса.

— Ну… такой договор, понимаете?

Настоятель пожал плечами, не зная, что и отвечать. Некоторое время мы стояли молча. Но по его виду я поняла, что священник молится…

— А вы не расстраивайтесь! — вдруг весело сказал он. — Выйдет роман. Под вашей фамилией! — и перекрестил меня.

И я совершенно успокоилась. Тем временем МихАбр предложил писать следующую книгу. Детектив. Написала про то, как люди в секты попадают. Потом про жену Пушкина. За эту книгу получила Диплом международной книжной ярмарки.

Прошло лет пять. Вызывает к себе Мих Абр и говорит мне:

— Где там твой роман? Надеюсь, не пристроила?

— Да нет, жду.

— Чего ждешь?

— Как Бог пристроит.

— Она опять про свое! — взорвался он. — Это я тебе помогаю, а не Бог. Поняла? Значит, другое предложение. Напечатаем твой роман под фамилией Х. Будто по неизданной рукописи. Знаешь такого?

— Конечно. Писатель был хороший. На том свете, что ли, написал?

— Знаю, язык у тебя острый. Попридержи, — предупредил директор издательства. — Тащи свой роман. Деньги заплатим очень приличные. Надо же тебе выбиваться из нищеты.

— Не, не принесу, — отказалась я. — На том свете придется отвечать за эти игры…

— Так… — заиграл желваками МихАбр.

— Даже и не в этом дело. Знаете, какая история произошла… — и я рассказала о пророчестве нашего настоятеля. — И вообще тогда у меня имени не было, а теперь несколько книг вышло. Хочу, чтобы и та моей была.

МихАбр понял, что уговаривать бесполезно, наигранно вздохнул, поиграл желваками и сказал:

— Ты хоть и фамилию приобрела, а как была чайником, так им и осталась. Значит, от денег отказываешься…

— Я не отказываюсь от денег. Но больно уж роман хорош, я его недавно перечитала. Первый раз за пять лет смогла, а то всё тошнило от этой шестидюймовой стопки бумаги, — призналась я. — Мне приятно, что я его автор…

— Значит, хочешь свое имя поставить? Хорошо. Без вопросов. Но и без денег. Ты же не Х.!

Роман был издан под моей фамилией — за символический гонорар. Как, впрочем, и все остальные книги. Но мне не стыдно за них. Сплю спокойно.

Прекрасная Натали

Крестилась я в 33 года, сознательно. Стали попадать в мои руки «христианского младенца» первые брошюрки и книжки религиозной тематики. Бывало, это чтение нагоняло на меня поистине благой страх. Запомнились, например, истории про святителей Митрофана Воронежского и Филарета Московского. Первый под угрозой смертной казни не пошел в Воронежский дворец царя Петра I, пока он не убрал оттуда языческие скульптуры. А второй отказался освящать Триумфальную арку в Москве из-за того, что была украшена языческими изображениями. Ночью Филарету Мудрому явился преподобный Сергий Радонежский и укрепил его в этом решении.