Наталья Решетовская - В споре со временем

Вероятно, самым правильным было ничего не обсуждать, не советовать, не касаться этого вопроса ни в письмах, ни на свиданиях, если они бывали, и предоставить всё течению жизни.

Наши с Евгенией Ивановной мужья подходили к этому рационалистически. Панин согласен был только на ожидание с неизменной верностью. Солженицын исписывал многие страницы на тему о том, ждать или не ждать и как ждать, давал разнообразные, часто взаимоисключающие советы и кончил тем, что сознался, что «сам запутался в противоречиях», сам не знает, «как же лучше».

Я ответила Сане, что нам надо «перестать жевать эту тему», что моя верность ему «не моя, а его заслуга», что я могла бы строить жизнь заново, если бы он был обыкновенным сереньким человеком, что моё чувство к нему «захлестнуло меня на всю жизнь».

Евгения Ивановна тоже считала своего мужа человеком необыкновенным.

Мы с ней обе не умели двоиться. Обе отличались той цельностью в любви, которая, должно быть, сослужила нам плохую службу… Но главным было то, что мы очень любили своих мужей и верили в их чувство к нам. Это и определяло наше поведение. А сознание того, что нас любят, скрашивало нашу жизнь, освещало её от скрытого ото всех, никому, кроме нас, не видимого источника…

Как для зэков самым главным было дожить до свободы, так самой большой мечтой и главной целью любящих жён было — дождаться своих мужей! И разве могло прийти в голову этим женщинам, что их будущее определялось совсем и отнюдь не тем, дождутся они или не дождутся?.. Казалось, что всё зависит от тебя, что нужно только дождаться. Что вернётся муж — и всё будет замечательно…

Для женщины освобождение мужа виделось в первую очередь как возвращение его к ней, в семью.

Для мужчин же их освобождение будет не только возвращением к семье, к жене. Это лишь частица того, что будет им возвращено. Их освобождение будет ещё и возвращением в ту жизнь, которая для женщины была привычной, обыденной, а для них, давно забывших ее, — целым большим новым миром, хлынувшим на них и обдавшим их свежими, давно не испытываемыми впечатлениями, даже соблазнами… Им встретится много практических трудностей на первых порах, но найдётся и много такого, что покажется привлекательным…

И вот вернётся муж к постаревшей за эти годы, потерявшей своё былое обаяние жене, на лице которой слезы и всё пережитое оставили свой отпечаток, положили тень печали и усталости… А на улице, на работе перед ним мелькают молодые, жизнерадостные, улыбающиеся женские лица… И его невольно начинает тянуть к ним в как бы заново начавшейся для него жизни. Хорошо, если у него доброе сердце, которое не может обидеть ту, которой так обязан!.. Хорошо, если у него цельная натура, не вмещающая в себя иного чувства, кроме того, которое когда-то и на всю жизнь он отдал своей жене!.. А если нет ни того, ни другого?.. Тогда подвиг женщины ляжет на мужчину тяжестью. И, может статься, рано или поздно (хорошо ещё, если рано!) он сбросит её с себя…

Как сложится жизнь у нас с Евгенией Ивановной, будет видно из дальнейшего… А у других жён «марфинских» зэков?..

Художника Ивашёва-Мусатова не дождётся жена. Копелев проживёт в своей семье немногим более года. По-настоящему вознаграждена за долгие годы ожидания из жён известных нам с читателем обитателей «шарашки» будет жена Потапова, Екатерина Васильевна. Такой сердечный и во всём собранный человек, как Андреич, не только не мог бы уйти от жены, верно и преданно заботившейся о нём все эти годы, он просто не мог бы полюбить никого другого. Дождавшись мужа, Екатерина Васильевна будет ездить с ним с одной стройки на другую. Создавая ему полный домашний уют, она в то же время будет его великолепным диспетчером, всегда зная, где именно находится её муж в данный момент, и помогая звонившим ей по домашнему телефону его разыскивать. В этой роли мы с Александром Исаевичем будем наблюдать её воочию летом 62-го года на строительстве Воткинской ГЭС на Каме.

Я знаю и другие примеры счастливого супружества людей, снова соединившихся после вынужденной тюрьмой разлуки. Расскажу лишь об одном, совсем не похожем на только что описанный.

Здесь тоже была преданность женщины, были заботы, было ожидание, но не было и помину монашеской жизни, не было верности в полном смысле этого слова. Однако никогда не покидала мечта дождаться своего самого любимого, который на время как бы освободил её от себя. (Это «на время» — 10 лет!). Но она должна сохранить себя для него! Она должна жить полной жизнью! Хотя настоящая, её истинная жизнь впереди, с её Андреем! А пока она делает для него всё, чтобы облегчить ему жизнь. Посылаются посылки, которые Вера Ивановна собирала со всем старанием, «как ёлку украшала». Пишутся письма: «Тебя люблю больше всех на свете. Как только кликнешь — всё брошу и уеду к тебе!» Но пока за решёткой — не кликнешь! Даже свиданий в Потьминских лагерях не дают! Вера Ивановна жила с другим, когда узнала, что её муж, отбывший половину срока, «списан по болезни». И она, ещё молодая, красивая, энергичная, поехала и привезла к себе и Москву больного, измождённого, неузнаваемого. Попросту «скелет»!

Да разве эта женщина в самом начале его заключения не бросила бы Москву, не поехала бы в Потьму, если бы ей позволили там жить вместе с Андреем?.. О её смелости, находчивости, даже дерзости можно судить по тому, как она, приехав в Потьму, тотчас же, когда узнала, что муж там, и не получив разрешения на свидание, храбро пошла в том направлении, где работали заключённые. То показывая фотографию Андрея, то называя его фамилию, она по указкам зэков и даже охранников дошла в конце концов до того места, где работал её муж. Он сидел на крыше барака и крыл крышу. Удивленно таращившим на неё глаза зэкам она указала на того, кто ей нужен. её Андрей, обернувшись, так и обмер, увидев здесь, в зоне, свою Веру…

Другой раз, подойдя дома в Москве к телефону, она заказала разговор с Потьмой. Назвала соответствующий лагпункт, позвать — такого-то… Вероятно, подобный случай прецедента не имел. Её мужа позвали к телефону. «Андрей?». «Вера, ты?..»

И вот 16 лет прожили они вместе после его освобождения. Их по-настоящему разлучила только его смерть. Незадолго до того он как-то сказал своей Вере: «Если бы я снова начинал жизнь, — я бы снова на тебе женился!»

А в общем: сколько людей — столько судеб. И в каждом отдельном случае происходило сложение очень многих причин и обстоятельств, сложение многих сил, определивших вектор жизни… жизни двух человек…

Весь август 47-го года со мной на Стромынке прожила мама. Избавив меня от всех хозяйственных хлопот, усиленно подкармливала меня и вообще баловала так, как умела только она. Я за это время окрепла и заметно двинула свою диссертацию.