Куриный бульон для души. Дух Рождества. 101 история о самом чудесном времени в году - Эми Ньюмарк
«Опять кто‐то другой выбирал эти подарки для моих мальчиков», – с грустью подумала я.
У меня в кармане оставалось пять долларов, и я стала придумывать, что можно купить на эти крохи. Единственное, что я смогла найти в супермаркете, были наборы стеклянных шариков по восемьдесят восемь центов за штуку. Их настоящее предназначение до сих пор остается для меня загадкой, однако тогда я все же купила их, уложила в красивые пакеты и положила под елку. Ненадолго мне стало лучше.
На следующее утро дети открыли свои подарки, и им понравилось все, кроме шариков. Один из сыновей сказал:
– Шарики, мама? Что за ерунда?
Они посмеялись и отбросили их в сторону. Я ушла в ванную и расплакалась. Но потом подумала: «К чему эти слезы?», вернулась в комнату и стала смеяться над шариками вместе с детьми.
Время шло, и жизнь потихоньку налаживалась. Дети стали получать стипендии, один из сыновей даже попал в сборную колледжа по баскетболу. Я смогла, наконец, устроиться на работу и оформить кредит на дом. И все же на каждое Рождество среди прочих подарков они находили набор стеклянных шариков.
Теперь дети стали с нетерпением ждать их, чтобы в очередной раз посмеяться. Каждый год они задавались вопросом: в какой из коробок окажутся шарики?
В этом году я снова купила им шарики, но на этот раз поместила их в стеклянные банки и приложила к каждой письмо с историей о том, почему я дарила им именно этот подарок. «В жизни иногда бывают трудные времена, – написала им я, – но рано или поздно они заканчиваются. Остается любовь. И она не имеет цены».
Я допила свой кофе и прислушалась. В доме царила тишина, но я знала, что через несколько минут мои взрослые дети проснутся, и у нас начнется долгий‐долгий праздничный день. Мы вместе залезем под елку, а потом будем петь песни, гулять и болтать обо всем на свете. И, возможно, на мои глаза сегодня еще не раз навернутся слезы. Но на этот раз это будут слезы счастья.
Кэсс Уингуд
Как я полюбил «Щелкунчика»
Сестры и братья появляются из ниоткуда, мы не выбираем их, но они становятся нашими самыми близкими людьми.
УЭС АДАМСОН
В пять лет я впервые увидел «Щелкунчика» в постановке Национального балета Канады. И это был необыкновенный для меня спектакль: с нетерпением я ждал, когда в роли мышки выйдет на сцену моя сестра. Костюм полностью скрывал ее фигуру и лицо, поэтому мне оставалось лишь догадываться, кем из семи мышей на сцене была она. Волнующее чувство от ожидания ее дебюта оставалось со мной до самого конца спектакля, и после него я радостно поздравил сестру с прекрасным выступлением. С тех пор я видел это представление еще двадцать девять раз.
Пятнадцать лет мои сестры были связаны с балетом, и каждая из них танцевала какую‐то партию в «Щелкунчике».
Я наблюдал, как по мере взросления они проходили естественную эволюцию ролей в балете: от мыши к ягненку, от ягненка к крысе, от крысы к собаке и так далее. Я всегда чувствовал гордость, когда они были на сцене, но как только они уходили за кулисы, я мечтал, чтобы занавес поскорее опустился.
Чем больше я смотрел этот спектакль, тем больше у меня к нему появлялось претензий. От музыки меня клонило в сон, хореография была однообразной, и даже в юном возрасте я не мог не обращать внимания на дыры в сюжете. Почему в заснеженном русском лесу танцуют единороги?[14] Как двое детей смогли встретиться с Феей Драже – самым важным человеком в королевстве – даже предварительно не записавшись? И что все нашли в какой‐то деревянной игрушке, которая щелкает орехи?
К тому времени, когда мне было тринадцать, я откровенно ненавидел «Щелкунчика». К моменту, когда мне было около восемнадцати и уже третья моя сестра присоединилась к спектаклю, я посмотрел его бессчетное количество раз. Кстати, по посчетам мамы, я смотрел этот балет как минимум раз шестьдесят.
Когда прошлой зимой я приехал домой на каникулы, думал, что все пройдет, как обычно: схожу на «Щелкунчика», поболею за сестру и отключусь на время остального спектакля. Но время шло, а о спектакле никто и не заикался. Это было странно, поэтому я, наконец, спросил, в чем дело. Мама ответила, что у сестры «промежуточный год» – она уже переросла свою предыдущую роль, но еще не доросла до следующей.
Неожиданно для самого себя мне стало грустно от этой новости. Я не испытывал никакой ностальгии по спектаклю, просто мне было важно поддержать сестер. Из года в год я ходил на это представление ради того момента после спектакля, когда мы всей семьей встречали сестер за кулисами. Мы осыпали их похвалами и цветами, и было приятно видеть, как они гордятся собой. Тот факт, что мне не нравился сам спектакль, даже добавлял некоего удовлетворения, ведь я как будто чем‐то жертвовал – делал то, что мне не нравилось, – чтобы поддержать сестер.
Как только я это понял, все мое недовольство «Щелкунчиком» стало казаться невероятно глупым. Я не только слишком критично относился к самому спектаклю, но и стал говорить сестрам слова поддержки и похвалы лишь за их выступления в балете. А оказывается, что мне вовсе не обязательно было ждать, пока они сойдут со сцены, чтобы сказать им, что они молодцы, – я мог сделать это, когда захочу.
Теперь я стал хвалить сестер каждый раз, когда они меня чем‐то впечатляли. Одну я похвалил за превосходный реферат по гендерным исследованиям, а другой сказал, насколько сильно выросли ее математические способности с тех пор, как я в последний раз помогал ей с домашним заданием.
Мне стыдно, что я не применил эту стратегию раньше, и мне жаль, что в прошлом я приберегал свои слова похвалы только для избранных декабрьских вечеров. И, пожалуй, я не жалею о том, что столько раз смотрел «Щелкунчика». Ведь мои сестры могут оглянуться назад и увидеть, как я горжусь ими и как гордился всегда.
Джош Грановски
Голос ангела
Когда Рождество в душе, оно витает в воздухе.
У. Т. ЭЛЛИС
Музыка всегда была неотъемлемой частью моей семьи. Еще с детства я помню, как моя мать пела в церковном хоре и ее чистое сопрано сливалось с другими голосами. Когда я стала старше, мы с ней пели, пока мыли посуду
