Виктор Петелин - Жизнь Шаляпина. Триумф

– Что призадумался, Федор? Аль сети порвались, – бодро сказал Горький, незаметно для Шаляпина вошедший после очередной беседы с просителем. – О Москве, скорей всего…

– Действительно, о детишках скучаю, так тяжело жить на две семьи, просто больно, все время думаю о них… И думаю об Иолочке, обидел я ее страшно, никак забыть не могу… Все приглашают поехать петь в Швецию, в Норвегию, в Данию и особенно в Германию, но мне отчего-то не хочется никуда двигаться. С семьей проехать страшно затруднительно, а одному противно – как можно сейчас уезжать куда-нибудь далеко… Нет! Уж лучше останусь здесь.

Попрощались, договорившись о скорой встрече с Луначарским..

В тот же день Горький написал Луначарскому:

«Анатолий Васильевич.

Имею необходимость беседовать с Вами по делам «Свободной ассоциации» и «Союза деятелей искусства».

Я болен, лежу в постели, надолго лишен возможности выйти из дома и не могу прийти к Вам. Это обстоятельство вынуждает меня убедительно просить Вас посетить меня. Я не решился бы просить об этом, если бы меня не обязывала социальная важность той работы, которую указанные мною организации желают и могут осуществить.

Вас встретят у меня академик В.А. Стеклов, председатель Совета ассоциации, и члены Исполнительного комитета «Союза деятелей искусства».

Ни минуты не сомневаюсь, что наши личные отношения не помешают Вам посетить меня.

Будьте любезны назначить время…»

На обороте второго листа письма Горький написал карандашом следующий список: «Юрьев, Добужинский, Таманов, Шухаев, Лукомский, я, Федор Шаляпин, Андреева, Лаврентьев, Косовский, Стриженко А.».

Встреча Горького с Луначарским и деятелями искусства состоялась 19 апреля 1918 года, как о том сообщила 21 апреля газета «Дело народа».

Октябрьская революция продолжалась. Вскоре была закрыта редакция горьковской «Новой жизни», закрыли и все мало-мальски оппозиционные газеты. А после покушения на Ленина в августе 1918 года начался красный террор. Появились комбеды, вышел декрет Троцкого о расказачивании… Началась жестокая гражданская война, разрушившая и обескровившая Россию… Началось повальное бегство в Западную Европу, Америку, в Харбин, в Японию… Уехали Рахманинов, Бунин, Глазунов…

Гражданская война полыхала по всей России. Западные страны, недавние союзники в борьбе с Германией, не жалели средств для того, чтобы снабдить всем необходимым Колчака, Юденича, Деникина. Лидеры западных стран решительно настроены против большевизма, который, по словам Вильсона, не внушает ему ничего, «кроме отвращения». Но необходимо считаться с фактами: «Большевизм свил себе гнездо не только в России, но и во многих других странах среди низших слоев населения, ныне представляющих всюду грозную силу». Все усилия союзных держав должны быть направлены к тому, чтобы «парализовать большевизм и прекратить его господство в России». Союзные правительства вели серьезные переговоры о помощи всем белогвардейским формированиям… В Европе наметился мир, осталось огромное количество оружия, обмундирования… И все это – пушки, танки, бронепоезда и прочее и прочее – хлынуло в Россию. Революционная Россия вела неравную борьбу за свое существование… Западные союзники укрепляли Колчака, готовившего большое наступление на Восточном фронте, красные пока отбросили Деникина до Одессы и Ростова. Но по всему было видно, что решающие битвы еще впереди. Не хватало продовольствия, дров, угля, плохо работали железные дороги.

И в этих тяжелейших условиях 1919 года Федор Шаляпин активно работает в театрах Петрограда и Москвы… «Русалка», «Борис Годунов», «Севильский цирюльник», «Хованщина», «Русалка», «Мефистофель», «Юдифь», «Фауст», «Руслан и Людмила»… Принимает участие в концертах, собраниях, диспутах о путях развития современного театра, заседаниях различных советов, во множестве созданных Горьким, Андреевой, Луначарским.

24 апреля 1919 года – торжественный день в Государственном Мариинском театре, шел «Демон» в честь 25-летнего юбилея службы Шаляпина в казенных театрах… С 1 февраля 1895 года, со времени закрытого дебюта в Мариинском театре, и включая 1919 год, как раз прошло 25 сезонов… До календарного 25-летия не хватало нескольких месяцев, но разве дело в формальностях… Двадцать пять сезонов в казенных театрах, много было прекрасных свершений, бывали и скверные истории… Ничего уже не переделаешь, из лыка строку не выкинешь…

После третьего акта состоялось чествование Федора Ивановича Шаляпина. Луначарский прислал письмо: «Дорогой Федор Иванович! Мне больно, что дела совершенно неотложного и экстренного порядка не дают мне счастливой возможности присутствовать на Вашем и нашем, на общем – надеюсь, – всех объединяющем празднике Вашего 25-летнего несравненного служения искусству. Кланяюсь Вам и целую Вас в надежде, что Вы еще много радостей – высоких и возвышающих – всем нам подарите. Преданный Вам А. Луначарский». С яркой речью выступила Мария Федоровна Андреева, от оркестра – старый друг Е.В. Фольф-Израэль, И.В. Эскузович, Р.Б. Аполлонский, А.К. Глазунов, А.Ф. Кони, А.Я. Таиров, президент Академии наук А.П. Карпинский и другие почитатели его таланта.

В. Немирович-Данченко и К. Станиславский прислали письмо, в котором высоко оценили его вклад в русское искусство и душевно поздравили с юбилеем.

В те же дни он получил уведомление, что его избрали в директорию Большого театра: Собинова – от солистов оперы, а Шаляпина – от оркестра… Эти выборы особым постановлением по Наркомпросу утвердил Луначарский… В прошлом году революционные демагоги ратовали за автономию, за самоуправление. В Малом театре был разработан и принят на общем собрании «автономный устав», во главе театра стал Совет и правление под председательством все того же А.И. Южина-Сумбатова. Казалось бы, полнота власти в руках самих актеров и вообще работников сцены, никакого засилья зловредных чиновников, а все развалилось и пошло наперекосяк. Сами актеры вскоре убедились, что самоуправление привело к хаосу. Вскоре поняли, что нужна сильная директорская власть, как во времена Теляковского… Так возникла мысль о директории, в сущности о единовластии.

Вроде бы оказали честь, надо радоваться, но Шаляпин испытывал противоречивые чувства: с одной стороны, он мог активнее участвовать в делах Большого театра, формировать репертуар, принимать участие в отборе солистов, в постановке спектаклей, но, с другой стороны, он всегда помнил о своем взрывном характере, возможности непредсказуемых действий и поступков, и все это, вместе взятое, может помешать по-настоящему соответствовать высокому положению в театре как администратора. Да и работа в Петрограде час от часу становилась сложнее и сложнее, признавался он Елене Константиновне Малиновской, ставшей управляющей московскими государственными театрами…