Последние бои на Дальнем Востоке - Сергей Владимирович Волков
Глуткинская батарея все еще находилась в Никольск-Уссурийском. Совершенно неожиданно пришло распоряжение о переводе ее в Сибказрать. Офицерами батареи это назначение было принято с чувством некоторого облегчения и тревогой. Уход из 2-го корпуса почти всеми приветствовался, но приходилось расстаться с «омцами» (Пехотный полк) – прекрасными боевыми соратниками. А казаки – Бог их знает? Однако все сомнения быстро рассеялись. Приехав на станцию Ипполитовка, батарея встретила самое благожелательное отношение всех, от самого командующего ратью до последнего казака.
Со ст. Ипполитовка батарея вскоре была отправлена в село Ивановка и там быстро влилась в дружную семью енисейцев и сибирцев, составлявших его гарнизон.
Это огромное село, расположенное при слиянии двух маленьких рек, своей северо-западной стороной, шириною немного больше версты, упиралось в реку Лефа, через которую имелось только два довольно глубоких брода. Около одного из них был переброшен на другой берег узкий, в одну доску, переход для пешеходов. Юго-западная и южная стороны села Ивановка растянулись более 3 верст вдоль огибавшей их совсем маленькой, с обрывистым правым берегом, речушки Ивановка. Она была настолько мелкая, что ее было легко где угодно перейти вброд. На другом ее берегу, рядом с проходившим мимо трактом Никольск – Анучино, который пересекал южную часть села Ивановка, поместился небольшой выселок – Красное Село. Три небольших деревянных мостика соединяли его с Ивановкой. Северо-восточная окраина этого сильно раскинутого села выходила на открытые поля в сторону села Ширяевка – аванпоста красных партизан товарища Шевченко. В северном углу, за селом, почти у самого берега реки Лефа, стояла невысокая сопка, и недалеко от нее, в улице села, находилась больница. В поле, на восток от больницы, виднелось кладбище, и на юг от него одиноко торчал общественный амбар.
В центре села, около версты от реки Лефа, протянулась, поперек его, не очень большая площадь. На северном ее конце стоял дом волостного правления, а на южном возвышалась большая, с высокой колокольней, деревянная церковь, обнесенная деревянной же оградой. В южном, выходившем на площадь углу ограды примостилась маленькая сторожка и радом с ней широкие деревянные ворота, на верхней перекладине которых, посередине, висела небольшая, в киоте под стеклом, икона Божьей Матери. Наискось от ворот, на другой стороне площади, в большом доме помещалась школа.
Небольшому отряду белых, состоявшему из 180 пеших и 99 конных, при 8 пулеметах и 2 трехдюймовых орудиях, даже не приходилось и думать, чтобы ставить сторожевые посты и охранять все сильно разбросанные окраины села. Гарнизон белых обосновался в сравнительно маленькой его главной части, выходившей одной стороной на площадь, а другой – на реку Лефа. Было сразу приступлено к оборудованию нескольких небольших и двух главных опорных пунктов – в доме волостного правления, занятого енисейцами, и в школе, где поместились сибирцы. В промежутке были установлены, на некотором расстоянии одна от другой, только что прибывшие две пушки, дулами в сторону церковной ограды. Между ними начали рыть окоп для батарейных разведчиков. Работа кипела, но ее конца еще далеко не было видно. Проволочными заграждениями быстро обтянули только два главных пункта. На церковной колокольне, как обычно, пристроился артиллерийский наблюдательный пункт. Остальную никем не занятую часть села патрулировали только днем. Красные партизаны, переодетые мужиками, имея легкий доступ, безнаказанно по ней прогуливались.
16 сентября генерал Блохин по каким-то делам уехал во Владивосток. Начальником гарнизона за него остался войсковой старшина Бологов. Вечером, окончив работу, все разошлись по своим квартирам. Вернулись патрули и высланные за село разъезды. Было тихо и спокойно. Красных нигде не было видно. Стоял чудный прохладный осенний вечер, и ничто не предвещало грозившей опасности. В офицерской избе батареи, поужинав, засели за преферанс. Пулька затянулась – был третий час ночи, когда разошлись. Остался бодрствовать один дежурный офицер. Походив немного по комнате, он присел к столу. Думать ему ни о чем не хотелось – стоявшая кругом тишина клонила ко сну. Без дела время тянулось очень медленно. Он взглянул на часы – было 4 часа утра. «До рассвета еще далеко», – подумал он. Вдруг до его слуха с восточной стороны села донесся громкий лай собак. Всполошились все как-то разом, но и быстро все опять замолкли. Дежурный не придал этому никакого значения – мало что им там взбрело на ум. В избе становилось душно, и он вышел на крыльцо освежиться. Стояла ясная ночь. Высоко в небе поблескивал месяц и ярко светились звезды. С полей тянуло холодком и заставляло его ежиться. В одной гимнастерке было слишком прохладно, и он повернулся уходить. В этот момент, прорезая тишину, в стороне, где так недавно лаяли собаки, прозвучало несколько винтовочных выстрелов и почти следом за ними раздалось громкое «Ура!» многих десятков голосов. Незаметно подошедшие к селу красные бросились в атаку на укрепления белых. Поднялась тревога. Батарейцы, кое-как одевшись, кинулись к своим пушкам. Казаки спешили занять свои опорные пункты.
Двухорудийная батарея красных начала обстрел села. То там, то здесь, сверкая в воздухе, с треском вспыхивали огоньки рвавшихся шрапнелей, пули которых, как горохом, осыпали близлежавшие дворы и крыши домов. Партизаны, неистово крича «Ура!», шли на штурм волостного правления. Со всех опорных пунктов неслась сильная ружейная трескотня и рокот пулеметов. Невероятный шум от выстрелов и вой несшихся по всем направлениям пуль сливались в сплошной гул. Красные наступали со всех сторон. Телефонная связь Ивановки со штабом генерала Бородина оказалась прерванной. Партизаны перерезали провода. Ждать помощи было неоткуда. Оставалась единственная надежда на Лефинку – может быть, услышат и сообщат.
Встреченные метким огнем защитников волостного правления, штурмовавшие его красные, понеся значительные потери, не выдержали и залегли, продолжая кричать «Ура!» и обстреливать дом. Батарейцы, спокойно выжидая, стояли около своих орудий, вглядываясь в раскинувшуюся перед ними площадь. Впереди внезапно показались какие-то тени. Красные партизаны, проникнув через дом священника, появились на площади и с криком «Ура!» бросились на пушки. Раздалась команда: «На картечь!» Загремели орудия белых, освещая на темном фоне неба силуэт стоявшей немного в стороне церкви. Икона Божьей Матери на церковных воротах, отсвечивая своим стеклом вспышки выстрелов, замигала, как маяк.
Нарвавшись на картечь, партизаны побежали назад, – наступление красных оборвалось. Они начали отходить на окраины села. Постепенно прекратилась стрельба и на других участках.
Воспользовавшись временным затишьем, батарея белых перевела огонь по красной батарее. По вспышкам с наблюдательного пункта определили ее местоположение и, быстро нащупав, подбили одно орудие. Другое не замедлило сняться с позиции и ускакать в тыл. Наступила странная тишина. Только со стороны Лефинки доносилась отдаленная ружейная и
