Виктор Петелин - Мой XX век: счастье быть самим собой

Так было, как мы помним, с шолоховской темой, которой Петелин отдал долгие годы плодотворной работы; то же можно повторить и о теме булгаковской. Одновременно в движении творческих интересов автора наблюдалась одна общая закономерность. От чисто критических исследований (каким, к примеру, была монография «Гуманизм Шолохова») он шел – помимо углубления концепции – к художественной биографии, сохраняющей в себе и черты научного поиска (пример тому – последняя книга «Михаил Шолохов. Страницы жизни и творчества»). В еще большей степени эта тяга к беллетризации, стремление создать повествование, находящееся как бы на стыке двух жанров – критики и прозы, ощутимы в работах, посвященных еще одной ключевой для советской литературы фигуре – Алексею Толстому.

Документальное повествование «Заволжье» (1982) и книга «Судьба художника. Жизнь, личность, творчество Алексея Николаевича Толстого» (1982) дополняют и продолжают друг друга: в первой повествуется о детских и юношеских годах Толстого, об окружающей его духовной и нравственной атмосфере, об итогах творческих исканий, о первых шагах в литературе, о «художественном» Петербурге 1910-х годов; вторая начинается там, где завершается первая, – с эпохи русско-германской войны 1914 года и прослеживает дальнейший путь Толстого – человека и художника – через испытания революции, Гражданской войны и недолгой эмиграции к новой, уже Советской, России, в которой он становится одним из самых любимых нашим народом писателей.

Характерен подзаголовок «Заволжья»: «документальное повествование». Он объясняет многое. Написанию этой, как и второй, книги об А. Толстом (а помимо этих двух книг В. Петелин выпустил обширный биографический очерк о Толстом в серии «Жизнь замечательных людей» и книгу в Военном издательстве, где упор делался на «военные» страницы в биографии и творчестве писателя) предшествовал период кропотливейшей архивной работы, изучения труднодоступных и редких материалов в Москве, Ленинграде, Куйбышеве, процеживания огромного количества мемуарных источников в поисках нового штриха, интересной черточки, неизвестной подробности в человеческом и творческом облике своего героя. Давая такой подзаголовок, автор как бы хочет напомнить нам немаловажную мысль: сегодня читателю не так важно, что думает писатель по тому или иному поводу, читателю куда важнее знать, что было на самом деле.

Эта вот основательность чувствуется в каждой главке, на каждой странице обеих книг. За эпизодами жизни и творчества А. Толстого всякий раз возникают невидимые читателю строительные леса, звучат голоса далеких свидетелей, проступают строки интимной переписки или пожелтевших от времени официальных бумаг. Но, утверждая как принцип своей работы документальность повествования, В. Петелин преобразует и выстраивает многочисленные факты согласно остросюжетному общему плану, с обилием сочных подробностей, бытовых и психологических поворотов, исторически достоверных конфликтов и столкновений.

В коротком предисловии к «Заволжью» автор упоминает слова Алексея Толстого, сказавшего, что незанимательное повествование – это кладбище идей. Продолжу это высказывание: «Человек может провести шестой день отдыха у себя на диване, зевая от скуки, и он не будет возмущен – проскучал, потерял день – наверстаю. Но вы представляете себе, – размышляет А. Толстой, – какая это леденящая вещь, почти равная уголовному преступлению, – минута скуки на сцене или 50 страниц вязкой скуки в романе. Никогда, никакими силами вы не заставите читателя познать мир через скуку».

В этих словах, взятых из статьи, озаглавленной недаром «Праздник идей, мыслей, образов», весь Толстой-художник, с его ощущением читателя, с его необычайно обостренной заботой о читателе. И сама биография Толстого – своего рода праздник идей, мыслей, образов. Впрочем, конечно, не только праздник. В жизни его, начиная с рождения, было немало горького и драматического.

В «Заволжье» В. Петелин, страница за страницей, рассматривает драматический клубок страстей, сопутствовавших появлению на свет Алеши Толстого – Лели, Алехана. Мать Александра Леонтьевна (урожденная Тургенева) ушла после долгой и мучительной раздвоенности от мужа – крутого, вспыльчивого, подчас неуправляемого, но по-своему благородного и цельного, графа Николая Александровича, заметнейшего человека в Самарской губернии, к несколько прекраснодушному земскому деятелю и либералу А.А. Вострому. И первыми же страницами «Пролога», в которых рассказывается о том, как граф Николай Александрович, узнав, что в одном с ним поезде едет Востром с Александрой Леонтьевной, кинулся на него с револьвером и ранил его, В. Петелин увлекает читателя, заставляя его с неослабевающим вниманием следить за перипетиями семейной драмы.

Автор подробно, с глубоким знанием материала рассказывает о неудачном браке Александры Леонтьевны с бурным кутилой Толстым (глава «Любовь и слезы»). Он воссоздает неповторимый колорит давно отошедшей жизни, заодно снимая литературоведческий грим с портрета Толстого-отца, которого в нашей критической литературе изображали однозначно отрицательно. Более того, делались попытки усомниться в графстве Алексея Толстого, а следовательно, и в праве носить эту громкую фамилию.

Могут спросить, а так ли это важно, был ли Толстой Толстым? Отвечаю, что важно, и очень, ибо отрицательный ответ отсекает его от одной из славнейших фамилий в России, лишает родства (пусть отдаленного) с великим Л.Н. Толстым и А.К. Толстым, замечательным поэтом и автором романа «Князь Серебряный». В. Петелин окончательно опровергает обывательские мнения и слухи и воссоздает запутанную интригу, метания Александры Леонтьевны между Николаем Толстым (от которого у нее было еще два сына и дочь) и Бостромом. «Безрадостный выбор» – такое заглавие как нельзя лучше отражает душевную драму этой незаурядной женщины, не нашедшей искомого счастья и сосредоточившей все помыслы на младшем сыне.

Говоря о той обстановке, в которой «начинался» Алексей Толстой, В. Петелин рассказывает и о литературном даровании Александры Леонтьевны, безусловно повлиявшем на судьбу сына. Особенно заметными в русской беллетристике рубежа двух веков были ее рассказы для детей («Няньки», «Подружка», «Два мирка», «Как Юра знакомится с жизнью животных»), в которых, несомненно, отразились ее переживания и заботы о любимом ребенке. Мы погружаемся в мир детских увлечений мальчика, следим за его первыми литературными опытами, прощаемся вместе с ним с родной Сосновкой, которая навсегда заронила в юную душу драгоценные семена любви к отчему краю.

В. Петелин справедливо видит в этих ранних впечатлениях истоки того патриотического, глубоко национального начала, которое так ярко окрашивало все творчество А. Толстого. Пройдут четыре десятилетия, грозные зарницы Великой Отечественной войны прорежут небо России, набатно зазвучат огненосные очерки писателя «Я призываю к ненависти», «Русские воины», «Родина». Но вот цитируемые Петелиным строки из юношеского дневника: «Родина!.. Боже мой, сколько в этом слове чувства, мыслей, радостей и горя. Как подчас горько и сладко звучит оно. Бедный, маленький хуторок. Мой бедный сад... О, как мне все это жалко...» Очевидно, жило изначала нечто такое в душе Толстого, что и помогло ему, испытав всю тяжесть «хождения по мукам», вернуться в новую, уже Советскую Россию и сделаться классиком нашей литературы, то самое, о чем отозвался проницательный Бунин: «Все русское знал и чувствовал, как очень немногие».