Жизнеописание Михаила Булгакова - Мариэтта Омаровна Чудакова
Одновременно Вы с 1926 г. являлись активным участником троцкистских организаций в Москве и Ленинграде, хранили троцкистские архивы и до последнего времени проводили троцкистскую работу.
Подтверждаете ли Вы это?
Ответ. Да, предъявленное мне обвинение я целиком подтверждаю. 〈Подпись〉.
Показания мне прочитаны и с моих слов записаны верно. 〈Подпись〉.
Допросил оперуполномоченный 8 отд. 3 отд. 7 ГУГБ НКВД ст. лейтенант гос. безопасности Мозжухин» (л. 30–35).
«Дополнительные следственные операции», проделанные над Жуховицким после 4 октября 1937 года (см. выше), также дали результаты. Менее чем через два месяца допросов, 22 ноября 1937 года, он подписал показания о том, что с 1932 года «был привлечен к шпионской работе в пользу иностранного государства». Он дал развернутые показания по своим связям с «английским разведчиком Бенабю», «австрийским адвокатом Гальпертом», но отрицал подобные связи с «корреспондентом „Ньюс Кроникл“ – англичанином Кашиным-Гордон», настаивая: «С Кашиным у меня были личные отношения. Общим интересом у нас были литературные вопросы» (л. 28–30 об.). На вопрос: «Деньги за свою шпионскую работу вы получали?» – Жуховицкий ответил: «С Гальпертом у меня никаких денежных расчетов не было. От Бенабю же я получил 400 рублей на Торгсин, получал от него заграничные носильные вещи и один раз получил от него 20 английских фунтов» (л. 30). Характер показаний дает основание думать, что почти за четыре месяца допросов Жуховицкий еще не сломлен.
Протокол допроса от 9 декабря 1937 года, уместившийся на одной странице, посвящен одной теме и состоит из трех вопросов и трех ответов.
«Вопрос. С какого времени вы являлись секретным агентом НКВД?
Ответ. Я точно не помню, когда я завербован на секретную работу органами НКВД, мне кажется, что это было в 1933 году. 〈Подпись〉.
Вопрос. В прошлом вашем показании от 7/XI-37 г. вы показали, что вы вели шпионскую работу и были связаны с германским разведчиком Гальпер[т]ом (в документе здесь: Гальперном. – М. Ч.) и английским – Бенабю, подтверждаете вы это?
Ответ. Да, я это подтверждаю. 〈Подпись〉.
Вопрос. Вы состояли секретным агентом НКВД и одновременно занимались шпионской работой, подтверждаете вы это?
Ответ. Да, я это подтверждаю. 〈Подпись〉[332].
Протокол с моих слов записан верно и мне прочитан. 〈Подпись〉.
Об окончании моего следствия мне объявлено. 〈Подпись〉.
Допросил оперуполномоченный I отделения III отдела Каблуков» (л. 32).
В этот же день, 9 декабря 1937 года, происходил «суд» над Добраницким. Председательствовал диввоенюрист Поляков, члены – бригвоенюристы Преображенцев и Рутман, секретарь – военный юрист третьего ранга Козлов.
В протоколе записано, что Добраницкий «виновным себя признает. Свои показания на предварительном следствии подтверждает и заявляет, что больше дополнить судебное следствие ничем не имеет.
Председательствующий объявил судебное следствие законченным и предоставил подсудимому последнее слово, в котором просит учесть, что он абсолютно больной человек и просит суд в лагерь его не направлять (синтаксис документа. – М. Ч.).
Суд удалился на совещание. По возвращении суда с совещания Председательствующий огласил приговор» (л. 43).
Добраницкий был приговорен «к высшей мере наказания – расстрелу» и «в силу постановления ЦИК СССР от 1-XII-1934 г.» расстрелян «немедленно».
В его деле – «Справка» о приведении приговора в исполнение, подписанная начальником 10 отделения I спецотдела капитаном Михалевым 9 декабря 1937 г. (л. 45).
Вечером этого дня в доме Булгакова живо обсуждается поведение Алексея Толстого, который заключает с МХАТом договоры на пьесы, не выполняет их, но деньги не возвращает.
12 декабря 1937 года прошли первые в стране выборы по новой, сталинской конституции.
13 декабря в гостях у Булгакова приехавший из Ленинграда композитор Соловьев-Седой; затем они на обеде у Ф. Н. Михальского (Филиппа Филипповича из писавшихся в этом году «Записок покойника»): «В конце вечера, уже часу в первом, появился какой-то неизвестный в черных очках, лет 50 с виду, оказавшийся Фединым товарищем по гимназии». При правке дневника к концу фразы сделана сноска карандашом: «Не Туллер ли Первый?» При переписывании конец фразы изменен: «…отрекомендовавшийся – „Федин товарищ по гимназии“… Абсолютно как Туллер…» Туллер Первый – один из сотрудников ГПУ в пьесе 1931 года «Адам и Ева», установивших слежку за профессором Ефросимовым – и погибших при газовой атаке на город. «Было весело, шумно, пели под гармонику – Дорохин играл. Федя привез из Парижа пластинку „Жили двенадцать разбойников“ 〈…〉»[333].
20 декабря в «Правде» появилось сообщение о расстреле 16 декабря А. Енукидзе и других лиц, среди них – Б. С. Штейгера.
23 декабря вечером Булгаковы были в гостях у художника Вильямса, смотрели его новые работы.
В этот день, 23 декабря 1937 года, прокурор Союза ССР Вышинский утвердил «Обвинительное заключение»[334] по делу Жуховицкого, которое гласило:
«В ГУГБ были получены сведения о том, что Жуховицкий Эммануил Львович, поддерживая близкую связь с рядом иностранных корреспондентов, снабжает последних контрреволюционными, провокационными сведениями, за что получает от этих иностранцев деньги и вещи.
На основании этих данных Жуховицкий был арестован.
Жуховицкий на следствии признал себя виновным в том, что, являясь секретным сотрудником НКВД, был связан по шпионажу с резидентом германской разведки – Гальпертом и агентом английской разведки – Бенабю, по заданиям которых он собирал и передавал им сведения секретного характера[335]. 〈…〉 За свою шпионскую работу Жуховицкий получил 400 рублей на Торгсин, 20 английских фунтов и большое количество различных заграничных вещей. 〈…〉
Установлено также, что Жуховицкий неоднократно высказывал прямые террористические настроения по отношению руководителей 〈sic!〉 ВКП(б) и Советского правительства» (л. 33–34).
Сам обвиняемый во время следствия «виновным себя признал только в шпионаже».
Дело было постановлено «направить на рассмотрение Военной Коллегии Верхсуда РСФСР, с применением закона от 1 декабря 1934 года» (л. 35). Протокол подготовительного заседания Военной коллегии под председательством армвоенюриста Ульриха констатировал согласие с обвинительным заключением и принятием к производству. Дело было назначено «к слушанию в закрытом судебном заседании, без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей» (л. 36). 24 декабря 1937 года Жуховицкий дал расписку в том, что он получил копию обвинительного заключения о предании его суду Военной коллегии. 25 декабря во время «судебного заседания» на вопрос председательствующего, признает ли он себя виновным, «подсудимый ответил, что виновным себя признает частично, т. е. в шпионской деятельности, и показания, данные им на предварительном следствии, также подтверждает частично.
Больше дополнить судебное следствие ничем не имеет.
Председательствующий объявил судебное следствие законченным и предоставил подсудимому последнее слово, в котором заявил 〈sic!〉, что шпионажем он занимался и передавал секретные сведения, но за эту работу денег не получал. В 1934–35 гг. он был привлечен за свою шпионскую деятельность НКВД, но дело о нем было прекращено и он был освобожден. Бенабю
