Павел Яковенко - Харами

Во попал! Не заберу бойца — Скрудж начнет дохнуть, как говорит капитан Молчанов. Заберешь — капитанша настучит Дагестанову, тот спросит Скруджа, Скрудж поднимет кипеж — «Зачем вообще возили к медикам?».

Черт, влип!

Я глянул на часы. До отхода Вани обратно на блок оставалось даже меньше часа. А я еще не забрал у Гаджи тушенку. Поэтому из палатки мне пришлось выйти, а симулянт Бабаев в ней остался. Его удовлетворение я ощущал даже через спину.

«Ну и хрен с ним», — думал я со злостью, — «без этого фрукта обойдемся. Толку от него было все равно как с козла молока!». Пока я добрался до палатки начальника продсклада, так распалился, что пришлось постоять минуты две, чтобы успокоить разбушевавшиеся нервы. Затем я размял рот, и внутрь зашел уже с широкой американской улыбкой.

Эта улыбка медленно потухла у меня на губах, когда я понял, что Гаджи там нет. Сидело несколько ваучеров, пара продвинутых сержантов, посторонний прапорщик, играли в карты, в углу сипела автомагнитола, присоединенная к аккумулятору с «Шишиги», а в другом углу валялась приличных размеров куча из пустых банок.

Я поздоровался с каждым за руку, (здесь это строго обязательно, иначе обида), и спросил, где завпродскладом. Они пожали плечами, и сказали, что сейчас должен вернуться, там в столовой какие-то разборки идут. Разберется и вернется.

Я присел на свободный ящик с твердым намерением ждать Гаджи до тех пор, пока до отхода «Урала» не останется пять минут, и только тогда я могу с чистой совестью возвращаться, как сделавший все возможное в пределах своей компетенции.

Магнитола играла музыку местных исполнителей. Я не могу сказать, что все они на один манер — это неправда. Но и отличить песню Северного Кавказа от среднеазиатской или индийской я тоже вполне в состоянии. Кстати, для этих мест она подходила идеально. Строго говоря, на мой взгляд, народную музыку надо слушать там, где она создавалась. Лезгинку — в горах; «Полюшко поле» — в поле, само собой; а «степь да степь кругом» — естественно, в степи. Глупо орать хриплыми пьяными голосами песню о степи посреди многомиллионного города, где куда ни плюнь, а в кого-нибудь попадешь, а чтобы залезть в автобус надо обладать мощью старины Шварца.

Под мирное шлепание карт и убаюкивающую мелодию я почти задремал. Через силу все-таки поднял руку и посмотрел на часы. Блин, осталось пятнадцать минут. Теперь точно аут: жратвы не привез, бойца упустил. Съедят меня сегодня с говном. Мысленно я уже начал репетировать оправдательную речь.

На мгновение в палатке стало светлее, это распахнулся вход, и я облегченно перевел дух. Гаджи все-таки пришел, и на моих часах оставалось еще десять минут.

Он явно чем-то был расстроен, и хотя он узнал меня, поздоровался слегка суховато, что, вообще-то, я от него не ожидал. Когда же я сказал про Сэма, он начал бурчать что-то себе под нос, но куда слазил, повернулся, что-то пробормотал, и выставил передо мной две банки свиной тушенки, две банки тушенки говяжьей, и банку птичьего мяса. Я рассовал полученное добро по всем карманам, пожал ему руку, причем улыбался как можно шире и убедительнее, и откланялся.

До «Урала» мне пришлось мчаться галопом.

Паче чаяния, а точнее, просто потому, что я привез все желаемое Сэмом и Васей, и даже несколько более того, никаких разборок чинить со мной из-за болящего Бабаева они не стали. Рац даже сказал, что сам сообщит Скруджу эту не слишком приятную новость, и я могу расслабиться. Я расслабился.

Мое расслаблению поспособствовало еще и то, что меня пригласили к столу, а стол был неплох. Хотя Вася и читал мне лекцию о полной невозможности достать что-нибудь бодряще — веселящее, это была полная лажа. На самом деле предприимчивый Поленый несколько ранее лично съездил к Гаджи и получил от него дрожжи и сахар. Путем нехитрых химико-биологических действий ему удалось получить не водку, конечно, но пищевую, спиртосодержащую жидкость определенной крепости. Крепость была не слишком высокая, зато этого пойла было много.

Компания была приличная. Помимо нас троих в углу палатки сидел по-турецки Логвиненко, возился с магнитолой маленький командир гранатометчиков Рома Инин, и конечно, ну куда же без него! прапорщик Гусебов. Да кроме того, пока я лицезрел почтеннейшую публику, в палатку залез Маркелов, отчего сразу стало как-то очень тесно. Он скинул свои сапоги и полез по застеленным одеялам к противоположной стене, а я разуваться не стал, и потому присел не край около входа.

При взгляде на стол, где уже красовались все доставленные мною банки, меня намного более радовало наличие сырого, порезанного на дольки, лука, и большая банка соленой капусты. От одной только мысли о том, что это можно будет скоро съесть, слюна у меня стала выделяться так, что знаменитым собакам Павлова за мной было не угнаться. Наверное, Вася заметил голодный блеск в моих глазах, потому что странно усмехнулся, и стал доставать колпачки от снарядов, которые должны были послужить нам заменой рюмок или стопариков. Кстати, по объему колпачки вполне соответствовали. Плюс ко всему, они обладали одной исключительно полезной особенностью: поставить их было нельзя — падали на бок. Поэтому все налитое надо было выпивать, иначе спиртное просто-напросто вылилось бы, а держать посуду в руке, демонстрируя всем, что ты недопиваешь, было просто неприлично.

— Скрудж сюда не заглянет? — озабоченно спросил Рома, который было очень исполнительным и аккуратным офицером, и вот-вот должен был получать повышение. Никаких конфликтов с руководством ему не хотелось.

— Успокойся, — вяло махнул рукой Сэм, — не заглянет. Он с Косачем уехал на ПХД на совещание. Это надолго.

Все засмеялись. Я лично не сомневался, что капитану придется тащить упирающегося и завывающего анархические песни Косача в свою штабную землянку волоком. Замполит удержу не знал — гулять так гулять, стрелять — так стрелять. А что совещание на трезвую голову не пойдет, в этом никто и не сомневался. Не так часто они проводились, а главное, я слышал это сегодня краем уха, у Дагестанова просто какой-то праздник был сегодня, кажется, день рождения.

Его день рождения стал и нашим маленьким праздником, хотя он сам вряд ли подозревал об этом. И это было хорошо.

Сэм включил свою любимую песню группы «Мистер Малой» — «Буду погибать молодым» — и приступил к разливу самогона. Он черпал его эксклюзивной, в смысле, не закопченой и относительно чистой, кружкой, и разливал всем по колпачкам.

— За победу! — сказал веско наш артиллерист, и опрокинул в себя то, что осталось в кружке после разлива.

Я глотнул, и горячий комок покатился вниз по пищеводу в желудок, и слегка захорошело. Теперь мои руки сами потянулись к капусте, на которую я так долго и с таким вожделением смотрел.