Григорий Щедрин - На борту С-56

— Командир, атакуйте тральщики!

— Есть! Атаку уже начали.

Но выпустить торпеды не пришлось: тральщики, не дожидаясь своей очереди, ушли.

Нескольким членам экипажа даю возможность посмотреть в перископ на гибель врага.

Транспорт переломился на две части. Видно, как начинают крениться в разные стороны его мачты. Носовая часть опрокидывается на правый борт. Корма валится на левый. Несколько мгновений они держатся на поверхности и затем навсегда скрываются под водой.

Сфотографировать через перископ удалось лишь быстро погружающиеся в воду мачты.

Нужно уходить из этого района. Сейчас начнется бомбежка. Ложимся на курс отхода. Беру микрофон и передаю по кораблю:

— Поздравляю личный состав с первым боевым успехом! Потоплен фашистский транспорт восемь — десять тысяч тонн. Ожидаем преследования. Уходим под минное поле.

Из всех отсеков получаю ответные поздравления. Спускаюсь в, центральный пост. На лицах у всех радостное возбуждение. Многие обнимаются.

Комдив Трипольский поздравляет меня и напоминает:

— Видишь, Григорий Иванович, я был прав. Прошлая твоя атака была не последней в этом походе. Научила она вас многому, пользу принесла большую. — И добавляет: — Наблюдал за действиями людей. Полностью удовлетворен. Желаю дальнейших успешных атак!

От всего сердца признателен командиру дивизиона за оценку.

— Разрешите и вас поздравить, Александр Владимирович!

Во втором отсеке, как и во всей лодке, — ликование. Никакое ожидание преследования не может омрачить радости первой победы. Все выглядят именинниками.

В акустическую рубку к Круглову заглядывает его приятель Николаевский, Из-за двери выглядывает довольная физиономия Дерендяева. Косте, наверное, хочется обнять и расцеловать друзей. Но оторваться от наушников нельзя. Он помогает командиру уводить лодку от преследования. Приходится ограничиться крепким рукопожатием.

В район прибыли противолодочные корабли. Началась бомбежка. Зажигаются и гаснут лампочки. Сыплется пробка, но корпус держит. Вода не поступает. Часть приводов переводим на ручное управление. Боцману на рулях помогает краснофлотец Подковырин. Оба потные от напряжения. Зато шумы на лодке сведены до минимума, и вражеские корабли теряют с нами контакт. Бомб сбрасывают много, но рвутся они все дальше и дальше от нас.

Вскоре дышать становится трудно. Разрешаю включить регенерацию.

Кок Митрофанов и строевой Жданов усиленно возятся на камбузе. Они хотят угостить команду так, как никогда не угощали.

Чем? Это пока их тайна. Для всех, кроме кока, строевого и фельдшера Ковалева, приготовленные блюда — сюрприз.

Кок Митрофанов, которого товарищи уважительно называют Василием Павловичем, считается на лодке "пожилым" человеком — ему тридцать лет. Мой ровесник. Призван из запаса. Срочную службу проходил в морпогранохране на малых охотниках. Небольшие кораблики много и далеко плавали. К качке привык. Морской болезни не подвержен. После демобилизации успел жениться, обзавестись семьей. С молодой женой жили дружно, счастливо, но недолго. Повестка из военкомата пришла в первый день войны. Короткие сборы. Слезы жены. Погрузка в эшелон. И через две недели — Владивосток, флотский экипаж. Отсюда Митрофанов попал на нашу лодку, где стал, несмотря на свой "солидный" возраст, молодым подводником.

Небольшая выгородка в четвертом отсеке. Электрический камбуз с духовкой. Несколько бачков, кипятильник — вот все несложное хозяйство и личное заведование Василия Павловича. Все, если не считать пятидесяти ртов, не страдающих отсутствием аппетита. Вот именно не страдающих… А для кока это означает целый день не отходить от плиты.

Над водой на волне приготовление пищи требует особой, почти циркаческой ловкости. Митрофанов ею обладает, хотя за последнее время он заметно пополнел. Едва ли даже самая расторопная хозяйка сможет сварить обед на плите, которая раскачивается по сорок градусов на борт. А кок умудряется! Три блюда. И к сроку! Правда, часто ему помогает Жданов, тоже повар по специальности.

Мало кто в шторм согласится провести хотя бы десять минут на камбузе. Качка, духота, запах пищи. Даже у человека, не подверженного морской болезни, закружится голова. А лодочному повару приходится целыми днями бессменно простаивать у плиты и духовки. Нелегкий труд!

Молчаливый, скромный труженик Митрофанов завоевал уважение и любовь команды. Специальность у него самая "мирная". Ему не приходится, как акустику или сигнальщику, выслеживать врага, посылать в противника торпеду или обеспечивать погоню. Это верно. Но попробуйте не покормить команду или покормить ее плохо… Разве не сменятся шутки молчанием, а потом и раздражением. От работы Василия Павловича во многом зависит настроение экипажа. Это он хорошо понимает. И сегодняшнее отличное настроение, связанное с первой победой, он закрепит отличным ужином,

— Харч, — в шутку говорит кок, — и в обороне и в наступлении необходим.

Ужин приготовлен на славу. Умудрились приготовить даже пирожное. Рецепт МЖ (Митрофанова, Жданова) можно запатентовать. Технологию приготовления не знаю. Составные части: галеты, яичный порошок, сгущенное молоко. Других подходящих продуктов на лодке не нашлось. Судя по заявкам на добавки, пирожное пришлось по вкусу.

После ужина свободные от вахты по очереди курят в боевой рубке. Как на пресс-конференции, отвечаю на многочисленные вопросы. К сожалению, еще не все ясно самому.

— Почему тральщики подходили к тонущему транспорту?

— Спасали команду. Может быть, солдат. Конвой шел к фронту, мог везти пополнение.

— Успели они снять людей с транспорта?

— Точно сказать не могу. Думаю, не успели. Затонул быстро. Немногим больше чем за пятнадцать минут.

— Какой груз был на транспорте?

— Увольте от ответа. На борту не написано, а в трюмах не был.

Смеются. Вопрос явно необдуманный.

— Почему плохо был слышен взрыв?

— Причин, по-моему, две: во-первых, расстояние сравнительно большое, около полутора миль; во-вторых, могли попасть в полный трюм. Характер взрыва зависит от того, какой груз вез транспорт, и куда попала торпеда. При попадании в пустой отсек, например в машинное отделение или в незагруженный трюм, взрыв будет громким и раскатистым. Если торпеда попадает в трюм с плотным грузом мукой, обмундированием, сеном, — взрыва почти не слышно. Звук глухой и распространяется недалеко.

— Наверное, фашисты эрзац-валенки везли, — заключает Игнатьев.

Спорить не стали. Возможно, и так. Был ведь случай в 1942 году, когда одна из наших лодок потопила транспорт с полушубками, предназначавшимися фашистским горным егерям, которые явились в Заполярье в летних шинелишках в расчете на пресловутый "блицкриг".