Тамеичи Хара - КОМАНДИР ЯПОНСКОГО ЭСМИНЦА

Я не знаю, кто мог составить такое дурацкое донесение, но еще больше меня удивляет, как ему могли поверить. И как можно было игнорировать другие разведывательные сводки, утверждающие обратное.

Через три дня, 10 августа, когда выяснилось, что противник не только не собирается эвакуировать свои войска с Гуадалканала, но высаживает там новые части, было решено направить на остров 5800 солдат, предназначенных ранее для захвата Мидуэя, а ныне находящихся на Труке.

На следующий день, 11 августа, из состава Объединенного флота был выделен 2-й флот вице-адмирала Набутаке Кондо и направлен в 2700-мильный поход к Гуадалканалу.

Соединения лихорадочно переформировывались и мой эсминец «Амацукадзе» в результате попал под командование моего старого друга вице-адмирала Нагумо.

«Амацукадзе» и четырнадцать других эсминцев были сведены в 10-ю эскадру, лидером которой стал легкий крейсер «Нагара», на котором держал свой флаг Нагумо после гибели своего флагманского «Акаги» у Мидуэя. Эсминцами командовал контр-адмирал Сусуму Кимура, считавшийся большим специалистом по минно-торпедному оружию.

Мы шли на юг со скоростью 18-20 узлов, хотя каждый эсминец достаточно легко мог развить 33 узла. Но подобное увеличение скорости влекло за собой такой расход топлива, который мы себе позволить не могли. По графику похода мы должны были прибыть на Трук 20 августа, покрыв за пять суток 2000 миль. Затем мы должны были идти к Гуадалканалу.

Утром 23 августа 2-я эскадра эсминцев, эскортирующая транспорты, доложила, что наши корабли обнаружены разведывательной авиацией противника, поставив тем самым адмирала Нагумо перед проблемой. Наиболее оптимальным решением была бы отсрочка высадки и немедленное начало морского боя с противником за господство над водами вокруг острова. Ямамото приказал 2-й эскадре изменить курс и «отложить высадку на сутки», но вышедшему с Трука другому конвою с бригадой Кавагучи никаких приказов передано не было. Главком принял решение разгромить небольшое американское соединение и продолжать высадку согласно графика.

Приказом Ямамото было поспешно сформировано диверсионно-ударное соединение, построенное вокруг самого маленького авианосца нашего флота «Рюдзе» водоизмещением всего 10 150 тонн. Авианосец должны были прикрывать крейсер «Тоне» и два эсминца: «Токицукадзе» и «Амацукадзе». Соединением командовал мой однофамилец контр-адмирал Чуичи Хара. Ему ставилась задача следовать прямо к Гуадалканалу и затем, отходя к Бугенвилю, увлечь за собой американские корабли. В то же самое время соединение адмирала Нагумо с двумя авианосцами «Секаку» и «Дзуйкаку» (каждый по 40000 тонн) должно было проследовать на северо-восток, выходя во фланг соединения противника, когда тот клюнет на приманку отряда адмирала Хара.

В 2 часа ночи 24 мая мы вступили в кильватер тяжелому крейсеру «Тоне» — фантастически выглядевшему кораблю, чьи все четыре башни главного калибра были сосредоточены в носовой части, и пошли на соединение с авианосцем «Рюдзе». Мой «Амацукадзе» занял позицию с правого борта авианосца, а однотипный «Токицукадзе» — с левого.

Доведя скорость до 26 узлов, наше четырехкорабельное соединение устремилось к Гуадалканалу.

Контр-адмирал Хара, державший свой флаг на крейсере «Тоне», был одним из наиболее блестящих офицеров нашего флота. Я знал его еще по училищным временам, где он был преподавателем. При нанесении удара по Перл-Харбору Хара командовал одной из дивизий соединения Нагумо. Я полностью доверял ему.

Самым уязвимым в нашем соединении был, конечно, авианосец «Рюдзе», и я постоянно с беспокойством на него посматривал. Построен он был десять лет назад, и я точно знал, что на такие старые корабли принято направлять наименее опытных пилотов. Особенно после потери такого количества опытнейших летчиков в бою у Мидуэя. Зная, что «Рюдзе» выбран в качестве приманки, я сильно сомневался, что подобной приманке суждено уцелеть.

В 07:13, когда здесь, в южной части Тихого океана полностью рассвело, разведывательный гидросамолет установил первый контакт с противником. Противник следовал за нами достаточно долго, но потом отвернул, видимо, получив какую-то новую информацию. Последующие четыре часа мы шли, ничего не зная ни о местонахождении противника, ни о его дальнейших планах.

Море было полностью спокойным. Из-за редких облаков сияло ослепительное тропическое солнце. Погода, столь благоприятная для удара с воздуха, заставляла вспоминать Мидуэй. Меня опять начали мучить мрачные предчувствия.

В 11:00 мы находились в 200 милях севернее Гуадалканала. Точно по графику, предусмотренному оперативным планом, с палубы «Рюдзе» взлетели 6 бомбардировщиков и 15 истребителей для удара по американскому аэродрому на острове. Находясь в 2000 метрах от авианосца и следя с мостика за уходом самолетов, я недоумевал, почему с «Рюдзе» не выпустили 9 оставшихся у него истребителей для обеспечения собственного прикрытия, с воздуха. Глядя на облака, я представлял сколь неожиданно из-за них могут вынырнуть американские пикировщики и нанести фатальный удар беззащитному авианосцу.

Прошел целый час, но истребители с «Рюдзе» так и не взлетели.

Это было выше моего понимания и мне ничего не оставалось делать, кроме как ругаться про себя, стоя на мостике. В 12:30 возбужденный голос из радиорубки доложил по переговорной трубе:

— Командир, самолеты с «Рюдзе» доложили о том, что они успешно отбомбились над Гуадалканалом.

Я облегченно вздохнул, хотя сильно сомневался в том, что бомбардировка проведенная шестью палубными бомбардировщиками может быть особенно эффективной.

В этот момент рассыльный доставил мне на мостик обед, и я принялся за еду. Заканчивая обед, я услышал крик сигнальщика:

— Самолет, вероятно, противника подходит с левого борта по пеленгу 30!

В бинокль я увидел американский бомбардировщик, величественно плывущий на большом расстоянии, то появляясь из облаков, то скрываясь в них.

Мы подняли сигнальные флаги, дали гудки, сиреной и изготовили орудия к стрельбе по воздушной цели. По мере приближения мы убедились, что самолетов не один, а два. Это были наши старые знакомые по юго-восточной Азии — «летающие крепости» «В-17». Я взглянул на «Рюдзе» и онемел от удивления. На авианосце не было никаких признаков жизни. Казалось, что весь его экипаж во главе с командиром забылся в послеобеденном сне.

Чтобы предупредить авианосец о приближающейся опасности, я приказал своим комендорам открыть огонь, хотя американские бомбардировщики находились еще вне дальности стрельбы наших орудий.