Олег Михайлов - Кутузов

Суворов спешил в столицу с чувством радостной надежды. Его не могли оставить равнодушным слова манифеста Екатерины от 7 июля, где Петр III обвинялся в разрушении всего того, «что Великий в свете Монарх и Отец своего Отечества, блаженныя и вечно незабвенный памяти Государь Император Петр Великий, Наш вселюбезный Дед, в России установил, и к чему он достиг неусыпным трудом тридцатилетнего Своего царствования…». По всему чувствовалось, что прусским порядкам в России приходит конец. Это ощущалось даже в мелочах. Еще в Кенигсберге, у Панина, Суворов прочитал в «Санкт-Петербургских ведомостях» указание полицеймейстерской канцелярии, разрешающее впускать в столичные сады «всякого звания людей обоего пола во всякой чистоте и опрятности, а в лаптях и прусском платье пропускаемы не будут…».

Его охватило волнение, когда, подъехав к Петербургу, он увидел по-августовски темную зелень городских садов, золотые спицы высоких башен и колоколен, а затем верхний этаж нового дворца Зимнего, который только что был отделан.

— Мы уже в прах заждались тебя… — встретил Суворова отец, сообщив о том, что сама царица пожелала видеть подполковника.

Накануне представления Екатерине отец и сын отправились на куртаг к ее всесильному фавориту Григорию Григорьевичу Орлову. Первые сановники империи почитали за честь побывать на вечере у недавнего армейского поручика. Когда Суворовы вошли в нарядную, бело-голубую залу, гости слушали, как величественный поэт с открытым, по-русски круглым лицом, высокий и крепкий, в старомодном, петровских времен, кафтане и чем-то неуловимым сам напоминавший Петра I, читал оду на восшествие Екатерины II:

…А вы, которым здесь Россия Дает уже от древних лет Довольства вольности златыя, Какой в других державах нет, Храня к своим соседям дружбу, Позволила по вере службу Беспреткновенно приносить!..

— Сей статский советник, ученый и стихотворец Михайло Ломоносов, — шепнул Василий Иванович сыну, но тот уже узнал, кто читает эти волнующие, отвечающие его мыслям стихи, направленные против засилья иноземцев.

На то ль склонились к вам монархиИ согласились иерархи,Чтоб древний наш закон вредить?И вместо, чтоб вам быть меж намиВ пределах должности своей,Считать нас вашими рабамиВ противность истины вещей.Искусство нынешне доводом,Чтоб было над российским родомУмышлено от ваших главК попранью нашего закона,Российского к паденью трона,К рушению народных прав…

Ломоносов шагнул вперед, подняв над головой руку, голос его окреп и зазвенел:

Обширность наших стран измерьте,Прочтите книги славных делИ чувствам собственным поверьте:Не вам подвергнуть наш предел!Исчислите тьму сильных боев,Исчислите у нас героевОт земледельца до царя,В суде, в полках, в морях и в селах,В своих и на чужих пределах,И у святого алтаря…

Молодой великан в камзоле камер-юнкера поднялся из кресел, подошел к поэту и обнял его. Суворов с любопытством присматривался к Орлову, которого помнил еще юным гвардейцем-семеновцем.

— Отменно, Михаило Васильевич!.. Наша государыня воистину туда силы свои простирает, дабы вернуть отечество на путь, начертанный Петром Великим.

Ломоносов ответил Орлову:

— Единственно верный путь коего требует честь русского народа. Отечество наше может пользоваться собственными сынами и в военной храбрости, и в рассуждении высоких знаний…

Перед отъездом на коронацию Екатерина приняла подполковника Суворова.

В новом Зимнем дворце среди сонма вельмож Суворов увидел улыбающуюся женщину среднего роста, голубоглазую, темноволосую, с довольно острым носом. Она разговаривала с маленьким Салтыковым, надевшим ради торжественного случая нарядный фельдмаршальский мундир.

— Петр Семенович, — негромким грудным голосом говорила она с чуть заметным акцентом, — я все тебя спросить хотела, как же это удалось тебе разбить такого славного противника, каков король прусский?

— Это не я, матушка, — отвечал скромный Салтыков. — Все это сделали наши солдатики…

Григорий Орлов представил царице Суворова.

— Поздравляю полковника Астраханского полка, — сказала она и подарила ему свой портрет.

Сын своего века, дворянин, солдат, Суворов со свойственной ему простодушной экзальтированностью отнесся к этой встрече.

Придя домой, Суворов сделал на портрете надпись: «Это первое свидание проложило мне путь к славе…»

Семилетняя война показала Суворову многое. Он убедился в слабости традиционных военных теорий. Войска на марше двигались тяжело, обремененные огромными обозами, страшились оторваться от коммуникаций и искали не столько встречи с неприятелем, сколько выгодных позиций, где можно было бы без помех развернуть линейные порядки. Лишь в партизанской, «неправильной» войне Берга с Платеном молодой Суворов познал иную практику ведения боя, быстрого, маневренного. Семилетняя война явила Суворову в деле русского солдата с его беспримерной стойкостью, терпеливостью к лишениям и спокойной храбростью.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«СУЗДАЛЬСКОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ»

Солдат любит ученье лишь коротко и с толком… Тяжело в ученье — легко в походе; легко в ученье — тяжело в походе…

1

Коляску, остановившуюся у полковой избы, встретил адъютант унтер-штаба подпоручик Андрей Шипулин. Приехавший капитан был в обычной пехотной форме — зеленом кафтане, по случаю теплого времени расстегнутом на груди, красном камзоле и белых штанах. Ответив на приветствие Шипулина, он спросил:

— Где можно найти его высокоблагородие господина полковника Суворова?

— Извольте, господин капитан, я вас провожу…

У подпоручика на груди серебряный офицерский знак с вызолоченным гербом суздальцев: в золотом щите белый сокол в княжеской короне. Такие же, только медные, гербы на патронных сумах мушкетеров и на высоких суконных, с зеленым верхом гренадерских шапках.

Несмотря на то что утренние учения закончились, капитан не видел вокруг праздношатающихся солдат: все были заняты делом. Иные под присмотром капрала высаживали на пустыре деревья; другие складывали каменный фундамент под здание; третьи таскали к дороге на Старую Ладогу бревна и доски.

— Здесь господин полковник приказал разбить фруктовый сад… — молвил подпоручик. — Это вот будет школа для сирот солдатских, коя временно в мазанке помещается… А там, — он указал на штабеля бревен, — закладывается полковая Петропавловская церковь.