Александр Стесин - Вернись и возьми

— Что же мне теперь делать?

— Это уж вам решать. Можете переночевать в Касабланке, а завтра утром позвонить в «Эр Марок».

— Как ночевать? Где? У меня нет ни денег, ни знакомых…

И как бы в ответ на ее вопрошание перед стойкой снова возникают близнецы-сенегальцы и, ни слова не говоря, перехватывают Кумбины чемоданы. Не вполне понимая, что происходит, я робко пытаюсь вмешаться, но меня отшивают быстрым жестом. «Спокойно, мсье, это наша сестра. Мы ей поможем». Кумба устало кивает. В этот момент кто-то кладет мне руку на плечо, и я слышу сильно исковерканную русскую речь: «Проститэ, ви з Россиэ?» На подобные вопросы, задаваемые сомнительными персонажами в сомнительных местах, у меня уже выработалась защитная реакция. Когда ко мне обращаются по-русски, я оказываюсь стопроцентным американцем, а когда принимают за американца, сразу перехожу на русский. Но сейчас вопрос оказывается столь неожиданным, что я застываю с открытым ртом, и мой визави, долговязый негр с плохими зубами, принимает мое молчание за согласие. «Ви проститэ, я — з Мали, но я тоже жит в Россиэ. Я учи́т там ю-рис-пру-денса. Быт авокат!»

Озираясь, я понимаю, что ошибся фильмом: это давно уже не «Касабланка», а кадры из фантасмагории Бертолуччи «Под покровом небес», где-то ближе к развязке. Но мое путешествие только начинается, и в противоположном конце зала я замечаю спасительную фигуру давешнего попутчика, ганца по имени Кофи. Он тоже замечает меня, весело машет. Узник захудалой гостиницы, он не терял времени даром и уже успел обзавестись нигерийской подругой. В Нигерии, как и в Гане, говорят по-английски; под покровом марокканских небес этого более чем достаточно для дружбы. С недоверием оглядев шатию из французской Африки, Кофи берет меня за локоть: «Пойдем, Квабена, занимать места. Нам скоро лететь».

В Аккре меня обещали встретить, но с момента посадки прошло уже больше часа, а встречающих нет как нет. Все это время благородный Кофи не отходил от меня ни на шаг. «Я так скажу, Квабена, ждем еще полчаса, и если их нет, едем ко мне». Через пятнадцать минут в опустевший зал ожидания вбегает человек, размахивающий табличкой с моим именем. «Sorry, brother, sorry!»

Погрузившись в миниатюрный «фольксваген», мы выезжаем из аэропорта и попадаем в мир по ту сторону Сахары, в существование которого невозможно поверить. По краям дороги пасутся козы, горят костры, бегают голые дети. Люди с корзинами на головах бросаются под колеса автомобиля в надежде продать товар. Начинай привыкать: тебе здесь жить.

2. Кейп-Кост — Кумаси

За три недели до моего путешествия в Гану ординаторский коллектив Сент-Винсента мобилизовался, единодушно решив, что меня необходимо подготовить к предстоящей поездке. Главным образом подготовка состояла в том, что мои товарищи наперебой предлагали мне разнообразные варианты туристического экстрима: «Ты ведь не только работать едешь, но и на красоты посмотреть!» Нигериец Энтони Оникепе агитировал слетать на выходные в Лагос, ганцы Осеи и Амма Овусу — в исторический город Кумаси. Мне диктовали телефоны бесконечных друзей и родственников, знакомых адвокатов и автомехаников — всех, чья помощь может понадобиться и с кем я во что бы то ни стало должен связаться сразу же по прибытии.

— Мой старший брат все устроит, — уверял Энтони. — За шестьдесят баксов в день мы наймем тебе шофера и охрану.

— Охрану?!

— Полицейский патруль. У нас так можно: купить на день полицейского.

— От кого же он меня будет защищать? От бандитов или от других полицейских?

— Ну да, ну да, что-то вроде того. Короче, если купить полицейского, тебе будет проще перемещаться. Безопаснее, а главное — быстрее.

— Слушай, а может, мне все-таки не стоит летать на выходные в Лагос?

— О чем ты, босс? Лагос — это центр всего, оазис в пустыне! Да ты там у них в Гане со скуки помрешь, у них в столице ни одного кинотеатра нет!..

Городом без кинотеатров оказалась не Аккра, а Киншаса, столица Демократической Республики Конго, через силу поблескивающая бульваром Тридцатого Июня. Но это выяснилось потом. И уже потом, проехав врачом-туристом от Кот-д’Ивуара до Сахары, я узнал, что «оазис» — это не аберрация, не единичное явление в пространстве и времени, а африканская норма жизни. Повсеместная победа над здравым смыслом. Заброшенный футбольный стадион посреди саванны, непонятно кем и когда построенный на расстоянии ста километров от ближайшего населенного пункта. Или выступление малийской рок-группы — виртуозных эпигонов Джимми Хендрикса — на окраине вымершего Тимбукту, на фоне военной базы, охраняемой двумя-тремя истуканами в зеленых беретах. Они и есть единственные слушатели, хотя музыканты стоят к ним спиной, как будто играют для совершенно иной аудитории. Для какой? Кроме жидкой стайки детей-беспризорников, тоже стоящих спиной, на улице нет ни души. Огромное безлюдное пространство, заметаемое белым песком. Сто лет одиночества. В четыре часа дня с минарета слышится утробный призыв муэдзина, заунывное «Алля-аху акбар» сливается с рок-гимновыми аккордами «All Along the Watchtower»…

Накануне отъезда Осеи и Амма вручили мне сотовый телефон с ганской сим-картой, походную сумку, которая на местном сленге «Ghana must go» и купюру в двадцать седи («…Без денег тебя не отпустим, и слышать ничего не хотим, в Гане исправных банкоматов — днем с огнем, так что бери и не думай, это не обсуждается…») В итоге все произошло ровно так, как они предсказывали. Единственный банкомат на весь аэропорт Котока оказался неисправным. Встречавший меня посыльный от медицинской организации опоздал на полтора часа и, если б не мобильная связь, вряд ли вообще разобрался бы, где и кого встречать. Словом, приятного было мало, если не считать ганских пограничников и таможенников, оказавшихся самыми дружелюбными представителями власти из всех, с кем мне когда-либо приходилось сталкиваться. «Докета, ко со на сайаре»[96], — торжественно произнес человек с автоматом, заглянув во въездную анкету, где была указана моя профессия. «Докета-докета, бо ме панье о-о!»[97] — весело пропел человек в резиновых перчатках — и даже не поинтересовался содержимым на удивление вместительной «Ghana must go».

Один из номеров, по которым мне следовало позвонить тотчас по прибытии, принадлежал Джозефу Кинсли, приятелю Осеи, живущему где-то в окрестностях Кумаси. Звонить человеку без повода все-таки неудобно, и я тянул волынку в течение трех недель. За это время повод не подыскался, но растущее чувство неловкости перед Осеи наконец пересилило чувство неловкости перед незнакомым абонентом.