А. Петрункевич - Маргарита Ангулемская и ее время

Глава 7

С надеждой в сердце

Франциск совсем забыл про религиозные распри, которые росли в его королевстве. Сорбонна с большой энергией принялась за истребление ереси еще тогда, когда короля не было в стране. Поражение в битве при Павии и дальнейшие события очень помогли ей в этом. Чтобы освободить сына из плена, Луиза всюду искала помощи и союзников. Она обращалась и к папе, и к духовенству, и к Сорбонне. Что до Сорбонны, она, заявив, что король навлек на себя гнев Божий теми снисхождениями, которые он оказывал еретикам, посоветовала возобновить пытки. Парламент поддержал предложение университета. Буллой от 20 мая 1525 года папа благословил назначенную для выявления ереси комиссию, власть которой простиралась даже над герцогами и архиепископами. Провинциальные парламенты последовали примеру столицы. Были сооружены эшафоты, запылали костры и потекла кровь отступников от единой католической церкви.

Ужас охватил последователей нового учения. Никто не был защищен от насилия и своевольных жестокостей инквизиционной комиссии. Она уже почти не судила, а только приговаривала, и притом уничтожала своих противников часто не казнью, но простым убийством посредством подкупа и яда.

Снова было возбуждено дело епископа Брисонне. Его потребовали к суду, опять он присягнул в своей «правоверности» и отрекся от «лютеровой ереси». Тогда Сорбонна приказала арестовать пятерых человек, казавшихся ей особенно подозрительными, и прежде всего Лефевра, Русселя и Кароли. Но когда за ними явились, их уже не было у епископа. С помощью Маргариты он скрыл их и дал им возможность бежать в Страсбург, который давно играл роль убежища для всех преследуемых за веру. В Страсбурге беглецы нашли самый радушный прием у тамошнего ученого Капитона, раньше уже приютившего у себя Фареля. Вскоре к ним присоединились Мишель Аранд, обвиненный в ереси, Симон де Турне, обратившийся в протестантство из евреев и пользовавшийся большой поддержкой Маргариты, Корнелиус Агриппа, бывший придворный врач Луизы, и еще несколько человек, которых связывало не только единство убеждений и веры, но и чувства глубокого уважения, любви и благодарности к королевской сестре, не перестававшей всячески помогать своим друзьям, даже в изгнании. Она посылает им крупные денежные пособия. Вот как описывает ее деятельность один из католических историков того времени, Флоримон де Ремон (Florimond de Rémond):

Герцогиня Алансонская, добрая, но легкомысленная женщина, охотно их [протестантов] слушает, получает от них книги и заставляет королевского духовника, епископа де Санлис, переводить на французский язык латинские молитвы. Она говорит королю о лютеранстве, развивает ему тезисы их религии, думая сделать его более мягким и гибким. Она из жалости открывает свой дом всем изгнанным и осужденным. Всеми историками обеих партий отмечено, что эта принцесса, не желая худого, одна виновата в сохранении французских лютеранцев и в том, что церковь, с тех пор присвоившая себе название «реформатской», не могла быть уничтожена в самом своем зародыше, ибо она не только внимала их беседам, которые вначале были вполне благонамеренны и не так смелы, как впоследствии, но, кроме того, содержала нескольких из них на свой счет в школах Франции и Германии. Она с удивительным рвением спасала и защищала всех тех, кто находился в опасности из-за своих религиозных убеждений, и помогала скрывшимся в Страсбурге и Женеве. Туда-то послала она ученым четыре тысячи в один раз. Словом, эта мягкая принцесса в продолжение девяти или десяти лет не имела другой заботы, как спасать тех, кого король хотел подвергнуть строгостям суда. Она часто говорила ему о них и понемногу старалась внушить ему жалость к ним, в чем ей помогала герцогиня д'Этамп.

Даже находясь в Испании и будучи занята там сначала болезнью брата, а потом – дипломатическими переговорами, она не забывает преследуемых. Под ее влиянием Франциск, уведомленный об опасности, грозившей Лефевру и Русселю, 12 ноября 1525 года пишет письмо своему парламенту, в котором жалуется на «клеветы, направленные против лиц такого великого знания и ума», и приказывает приостановить процессы до его возвращения из плена, так как он «решил, неуклоннее, чем когда-либо, выказывать свое благоволение людям науки (aux gens de lettres)». Но это письмо не произвело никакого впечатления: Сорбонна хотела в отсутствие короля погубить своих врагов. Поэтому 15 декабря парламент постановил «продолжать расследование дела ввиду необходимости пресечь зло в корне», и в январе 1526 года Пьер Туссен был брошен в тюрьму, а Беркен объявлен еретиком и приговорен к казни. На защиту Беркена выступила герцогиня Алансонская, только что вернувшаяся из Испании и воспользовавшаяся промахом самой Сорбонны, затеявшей уж слишком смелое дело: университетские мэтры обвинили в ереси ни больше ни меньше, как самого Эразма. В качестве обвинителя выступил синдик Беда, «в котором сидело три тысячи монахов», по выражению Эразма (in uno Beda sunt tria millia monachoruin), и который усмотрел еретические мысли в остроумных «Беседах» (Colloques) ученого. Эго было большой ошибкой со стороны теологов, ибо Эразм не только не симпатизировал новому религиозному движению, но прямо был ему враждебен. Возмущенный дерзостью Сорбонны, он резко выступил против нее. Эразм писал тем из французских богословов, с которыми еще не порвал отношений:

Что породило это страшное пламя лютеранства, что разжигало его, как не безумствования Беды? На войне всякий солдат, честно выполнявший свое дело, получает награду от своих полководцев, а я – вся награда, которую я получаю от вас, предводителей этой войны, заключается в клеветах какого-то Беды, возводимых им на меня!..

С таким же письмом он обратился и к парламенту:

Как! В то время, когда я боролся с этими лютеранцами и давал им настоящее сражение по приказанию (!) императора, папы и других государей, чуть не рискуя для этого своей головой, Беда и Лекутюрье осаждают меня с тылу своими бешеными книжонками! О, если бы судьба не отняла от нас короля Франциска, я обратился бы к нему, защитнику муз, прося помощи против этого нового нашествия варваров. Но пока он отсутствует, вы, парламент, должны пресечь такую несправедливость!

Не довольствуясь этими воззваниями, Эразм обратился с письмами к Карлу V и к Франциску I. Королю он так охарактеризовал Сорбонну и ее друзей:

Они выставляют свою веру, а стремятся к тирании даже над князьями. Они идут твердым шагом, хотя и под землей; если князь осмеливается не подчиниться им во всем, – тотчас они объявят, что его можно низложить властью церкви, то есть властью нескольких фальшивых монахов и нескольких фальшивых богословов, сговорившихся против общественного порядка.