Н. Урванцев - Таймыр - край мой северный

Отдохнув после тяжелой переноски, на другой день стали собираться в путь. Прежде всего надо было уложить груз, распределив его на носу и корме так, чтобы удобно было сидеть и все необходимое иметь под рукой. Следовало установить равновесие наших посудин с дифферентом на корму для легкости хода. Все это заняло у нас довольно много времени. Перекладывая и так и сяк вещи, мы стремились найти наиболее удобную и компактную комбинацию.

Наконец 16 июля тронулись в путь. Виктор Александрович ведет съемку. Я осматриваю обнажения берегов: идут известняки, кое-где с окаменелой фауной довольно древнего нижнепалеозойского времени. Погода отличная, ясно, солнечно, плывем без накомарников. Течение здесь небольшое, и мы двигаемся довольно успешно на веслах. Канобе отлично держатся на воде — ходкие, устойчивые и послушные. Вспоминаем скептицизм провожавших нас рыбаков, не веривших в надежность наших лодок и суливших нам возвращение пешком или на плотах. Через три километра прошли мимо довольно большой речки, впадающей в Хантайку слева. Вероятно, это Кулюмбе — так называли ее кочующие оленеводы. Заходить в нее мы не стали, отложили это на обратный путь. Выше Кулюмбе течение усилилось. Плыть на веслах стало труднее. По берегам появились скалистые выступы с каменными мысами-коргами, вдающимися в реку. Около них течение особенно сильно, а ниже за ними, как обычно, возникают улова с обратным течением. Обходить на веслах такое препятствие невозможно, приходилось переплывать на другой берег, где корги нет и течение тише. И так, перебираясь с берега на берег, за четыре часа хода после Кулюмбе едва прошли три километра и окончательно вымотались. Решили остановиться переночевать и дальше попробовать идти бечевой.

Собираясь утром, Виктор Александрович увидел, что в его канобе набралось изрядно воды. Сбоку, ниже ватерлинии, оказалась небольшая дырка. Выяснилось, что вечером он свою лодку полностью на берег не втащил, а, привязав к кусту, оставил на плаву на мелкой воде. За ночь в результате трения о гальку в обшивке появилось сквозное отверстие. Принялись за ремонт по нашему методу. Вытащили байдарку на берег, разгрузили, перевернули вверх дном и вытерли поврежденное место насухо. Затем, разогрев в котелке до кипения вар, промазали поврежденное место и приложили к нему вырезанную из брезента облитую варом заплату. Вар быстро застыл, и в холодной воде заплата держалась очень прочно. Этим методом мы пользовались потом неоднократно. Если дыра была большая, ее предварительно стягивали суровыми нитками. К концу плавания наши белые канобе стали пестрыми.

Теперь бы следовало попробовать идти бечевой. Однако обычный способ, когда один человек сидит в лодке и правит, а другие тянут бечеву, для нас непригоден. Это слишком медленно и сложно. Придется проходить каждый участок трижды, возвращаясь за оставленным. Мы решили применить другой способ, позволяющий буксировать каждому свою канобе самостоятельно. Для этого концы бечевы длиной 20 — 25 метров прикрепили к ручкам на носу и корме лодки, а середину буксировщик перекидывал через плечо. Идя по берегу и ведя свою посудину по воде, можно было ею управлять, обходя береговые препятствия вроде подводных камней, уступов. Для этого стоило только потянуть к себе кормовой конец бечевы, как нос, отжимаемый быстрым течением, отворачивал к середине реки, и канобе отходила от берега так, как это было нужно, и как позволяла длина бечевы. При подтягивании носового конца бечевы отжималась корма, и лодка сама подходила к берегу. Однако такой способ пригоден только на реках с быстрым течением, таких, как Хантайка, и только для таких легких суденышек, как наши. Более крупные лодки при такой буксировке просто не хватит сил удержать.

Перекинув через плечо лямки, и испытав наш способ на месте, близ лагеря, у камней с быстрым течением, гуськом тронулись в путь. Вскоре мы приспособились быстро и легко маневрировать лодкой, идя по берегу с лямкой через плечо и подтягивая то нос, то корму. Однако иногда на порожистых местах течение становилось столь сильным, что одному с лодкой невозможно было справиться. Тогда за буксирную бечеву брались двое, а третий сзади подстраховывал. При этом, конечно, и съемка, и осмотр берегов на ходу затруднялись, а, следовательно, приходилось возвращаться обратно тем же путем. Участок реки с быстрым течением и скалистыми берегами, где надо было идти по берегу пешком, буксируя канобе, к счастью, скоро закончился. Дальше река расширилась почти до километра, течение замедлилось, появились низкие, заросшие тальником острова. Решили остановиться на отдых. За семь часов трудного пути прошли шесть километров. Все же это быстрее, а главное, легче, чем на веслах.

То и дело из воды выскакивали хариусы, ловя оводов и мух. А время от времени бухали, как бревна, хозяева здешних вод — таймени. Николай быстро наловил больше десятка хариусов. Наживкой служили оводы. Утром, хорошо отдохнувшие, поплыли на веслах, но, к сожалению, шли недолго, всего километров десять. Дальше острова кончились, и река, прорезая толщу массивных древних известняков, вновь замкнулась в узкое каменистое русло шириной не более 100 — 150 метров. Течение усилилось настолько, что идти на веслах стало невозможно. Пришлось высаживаться на берег и опять браться за лямки.

Глубина такая, что, несмотря на исключительную прозрачность воды, дна не было видно. По берегам известняковые скалы высотой до 10 — 20 метров, а над ними — тайга, густые заросли кустарников, бурелом. Верхом не пройти. Пришлось пробираться у воды, как это ни трудно. Бечевника почти не было. Каменные, отполированные льдом скользкие склоны косо уходили прямо в воду. Наиболее крепкие пласты известняка далеко вдавались в реку, образуя мысы, около которых возникало особенно быстрое течение, доходящее местами почти до середины реки. Перед ними, ниже по течению, стояли улова с довольно тихим и даже обратным течением.

Проводка канобе из тихого течения улова через бурный поток у мыса требовала больших усилий: двое тянули бечеву, а третий подстраховывал бечевой корму. Сначала надо было отпустить лодку как можно дальше в реку, затем быстро пересечь перебор и подтянуть ее к берегу. Канобе, поджимаемые течением, ложились на борт, и только потому, что были закрыты плотно завязанными фартуками, вода в них не попадала. Однако в наиболее опасных местах радиоприемник, теодолит, бумаги и прочие особенно боящиеся сырости вещи переносили на руках.

Шли очень медленно. Каждый километр, местами даже сотню метров, брали с бою. Карабкались по берегам, цеплялись, как кошки, за выступы скал, за корни деревьев, за кусты, скользили и падали на гладких камнях, нередко срывались в воду, но бечеву из рук не выпускали. Местами, где порожистый перебор на мысах был особенно силен, перебирались на другую сторону, куда корга не доходила и где течение немного тише. С превеликим трудом проходили три, от силы пять километров в день. Как ни берегли канобе, повреждений не избежали. Страдала на камнях брезентовая обшивка. Каркасы целы, в них нет ни поломок, ни трещин — они сделаны из прочного бука. Вещи, конечно, подмокали, но погода стояла хорошая, сухая, и на стоянках все быстро просыхало. Комаров здесь было мало, их сдувал сильный ветер. Обувь на острых выступах и шероховатых, как рашпили, пластах известняков рвалась необычайно быстро, а материала для ремонта у нас было мало. Пустили на подошвы голенища сапог, а вместо дратвы — антенный канатик. Особенно рвалась обувь у Виктора Александровича. Он всегда впереди, и его сапогам доставалось больше всех.