Вениамин Цукерман - Люди и взрывы

Расскажем кратко о научных работниках, инженерах, изобретателях и механиках, которые стояли у истоков работ по созданию первых образцов советского ядерного оружия. Вклад их в наше общее дело в ряде случаев был определяющим. Многих из них уже нет. Это накладывает дополнительные обязательства на живых свидетелей их героических дел.

К сожалению, объем журнального варианта рукописи не позволяет рассказать о многих из тех, кто работал рядом с нами и должен был присутствовать на страницах этой книги. Так, сюда не вошли подготовленные воспоминания о дорогих нам людях — Вере Викторовне Софьиной, Диодоре Михайловиче Тарасове, Павле Михайловиче Точиловском.

ВИТАЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ АЛЕКСАНДРОВИЧ[1]

Он родился 27 февраля 1904 года в Одессе. Любопытно, что точно в тот же день и год в другом портовом городе на берегах Невы родился еще один человек, которому суждено было сыграть большую роль в судьбе Виталия Александровича — Юлий Борисович Харитон.

Впервые они встретились в 1931 году в Ленинграде, когда выпускник Днепропетровского химико-технологического института Виталий Александрович Александрович прибыл на стажировку в недавно образованный Институт химической физики.

Вот как рассказывает о первой встрече Юлий Борисович. «В одной из комнат института я увидел очень большого человека с сильными руками, который что-то паял на стеклодувной горелке. Я подошел ближе. Оказалось, что он запаивает ампулу с желтоватой жидкостью. «Что у вас здесь?» — спросил я. «Нитроглицерин»,— последовал ответ. «А вы не боитесь?» — «При отпайке мои пальцы держат пробирку выше уровня нитроглицерина, а пальцы человека терпят температуру, не превышающую 70°. Это значит, что пока я в состоянии держать пробирку, температура жидкости намного меньше. Температура же взрывной вспышки нитроглицерина превышает 200°». В этом весь Виталий Александрович. Его девиз всегда был: „Если знаешь, то ничего не страшно''».

Риск у него всегда соединялся с осторожностью, основанной на знании. А риск он любил и потому в молодости увлекался самыми разными его видами: плаванием, греблей, парусным спортом, велосипедом, лыжами, боксом, стрельбой, горным туризмом. Видимо, и в науке он находил спортивный интерес: то же сочетание риска, осторожности, знания и уверенности в собственных силах. И все же в последние годы жизни он не раз переступал черту допустимого риска. Трудно сказать, была ли это недооценка опасности, переоценка собственного здоровья или сознательная линия поведения. Результатом был рак легкого, а тяжелая операция лишь отсрочила трагический исход.

Через несколько лет после смерти В. А. Александровича академик Ю. Б. Харитон, выступая на своем 60-летнем юбилее и вспоминая о людях, с которыми ему довелось работать, добрым словом помянул и Виталия Александровича. Он назвал его искусником, человеком, соединившим в себе ряд поразительных талантов, рукам и светлой голове которого обязана вся страна.

Руки и светлая голова... Очень точная характеристика. У него было много чисто детских черт, которые определяли стиль его жизни: непосредственность, неуемная любознательность, своеобразный нешаблонный взгляд на привычные вощи, оригинальное мышление и стремление все испробовать самому. Все это позволяло находить неожиданные решения самых разных проблем.

Умение работать руками он во многом унаследовал от своего отца, замечательного мастера физика-механика, с детства увлекавшегося виртуозно-тонкими работами.

Внешний же облик Виталий Александрович унаследовал по материнской линии от запорожских казаков. Нужно сказать, что этот облик никак не соответствовал тому представлению об ученом, который сложился под влиянием художественной литературы. Далеко не утонченное лицо с крупным носом «картошкой» — подобные лица можно найти в толпе запорожцев на знаменитой картине Репина. Могучее телосложение при высоком росте. Мощная мускулатура, развитая тяжелым физическим трудом, которым ему пришлось заниматься с двенадцати лет.

О физической силе Виталия Александровича дает представление его довоенная шутка: приподняв задок институтского «газика» и оторвав колеса от земли, он но давал ому тронуться с места.

Некоторую интеллигентность лицу Виталия Александровича придавали очки без оправы с сильными минусовыми линзами. Но эти же очки скрывали глаза, которые и выдавали истинный характер их владельца. Небольшие, темно-карие, они оживляли лицо и делали его симпатичным и привлекательным. Как многие сильные люди, он был добрым, но не добреньким, в принципиальных вопросах на сделку с совестью не шел. К молодым сотрудникам относился по-отечески доброжелательно, всегда делился своими знаниями, многим людям помогал советами и материально. За все эти качества он, тогда еще вовсе не старый, даже не очень пожилой, получил прозвище Батя, которое прочно за ним закрепилось.

Все, кто знал Батю, обязательно вспоминают его на тяжелом мотоцикле с коляской. На нем он разъезжал в любую погоду и летом, и зимой, даже когда приобрел автомобиль «Победа». Его массивная фигура как бы сливалась в одно целое с мотоциклом, напоминая этакого современного кентавра. Не раз, когда приходилось задерживаться на работе до ночи, Виталий Александрович усаживал меня в коляску и «с ветерком» подбрасывал до дома.

Вспоминаются его забавные проделки и безобидные розыгрыши, вносившие психологическую разрядку в атмосферу напряженного труда. Вспоминаются и «научные» чудачества. Например, имена своим детям он давал, пользуясь в качестве «святцев» таблицей Менделеева. Так друг за другом появились Гелий, Рений, Селена. Правда, выпал из таблицы Константин, которого без ведома отца зарегистрировали деды. А задуман он был как Тритий — Тришка. Традицию продолжил старший сын, окрестивший своего первенца Рутением.

Научные интересы В. А. Александровича были очень разнообразны, хотя особую симпатию он питал к взрывчатым веществам. По приглашению академика Л. В. Писаржевского вернулся в Днепропетровск, работал там старшим научным сотрудником Института физической химии до начала Великой Отечественной войны. За это время он провел ряд исследований по скорости горения порохов, термическому разложению азида свинца, механизму взрыва смесей водорода с кислородом. В эти же годы была выполнена работа по защите от коррозии поршней авиационных моторов, имевшая важное народнохозяйственное и оборонное значение.

Но самой значительной из довоенных работ, определившей его дальнейшую судьбу, было получение тяжелой воды электролитическим разложением простой днепровской воды. Суть этого процесса в том, что при электролизе воды остаток ее обогащается молекулами, содержащими тяжелый изотоп водорода — дейтерий. Спроектированная В. А. Александровичем установка состояла из каскада электролитических ванн, на выходе которого достигалось обогащение 90—95%. Производительность установки составляла 4 см3 концентрата в месяц — цифра, по теперешним временам более чем скромная, но это была первая советская тяжелая вода. Война прервала работу.