Вячеслав Марченко - Гнет

Я часто, когда вечером ложусь спать, пытаюсь представить, что творилось на душе у погибшего на фронте Сени, когда он с небес наблюдал за тем, как его плачущую от горя жену и детей его малых наша «родная» Советская власть из их же собственной хаты на улицу выбрасывала. Ну, разве была у товарища Сталина, что эту «народную» власть тогда возглавлял, хоть капелька совести и сочувствия к горю людей своих?.. Это же, внучек, не человек был — это было что-то невообразимое в человеческом обличии!

Замолчав, баба Киля, вновь стала горестно раскачиваться из стороны в сторону, а я, после продолжительной паузы, услышав ее суровые слова в адрес Сталина, спросил ее:

— Бабуся, а как же знаменитый лозунг, о котором нам постоянно говорят: «За Родину, за Сталина!», с которым вроде бы как наши солдаты шли тогда в бой?..

Вместе с этим вопросом, в моей памяти тогда всплыл недавний разговор с полковником Пограничных войск в отставке, состоявшийся буквально несколько месяцев назад — я тогда лежал вместе с ним в одной палате в окружном пограничном госпитале в городе Алма-Ата.

Это был крупный мужчина лет семидесяти с волевым взглядом, до этого прослуживший в управлении Восточного пограничного округа. Часто в разговоре мы с ним касались вопросов нашей истории и политики, и когда он стал мне говорить о том, что стране нужен для наведения порядка Сталин, а я ответил ему, что Сталин — это садист, полковник, моментально вскипев, перешел на крик и я понял, что передо мной один из тех, кого люди, с дрожью в сердце, называют — «сталинистами».

Я к Сталину никогда хорошо не относился и под впечатлением новых, появившихся в конце 70-х и в начале 80-х годов, художественных фильмов, таких как «Семнадцать мгновений весны», «Освобождение», «Блокада» и других, в которых фигура Сталина выглядела совсем не такой уж и мрачной, как мне представлялось это раньше,… даже наоборот: положительной и глубоко мыслящей — стал испытывать некоторое недоумение происходящим. Словно и не было исторического двадцатого съезда КПСС, разоблачившего культ личности Сталина, Советскому народу вновь стала навязываться мысль о том, что Хрущев, разоблачивший его культ личности — это иуда, а Сталин — это мудрый руководитель Советского государства, и без него не возможна была бы победа Советского народа в Великой Отечественной войне.

Я попытался полковнику сказать, что Сталин уничтожил миллионы ни в чем не повинных граждан своей страны, что он уничтожил почти весь высший командный состав Красной армии, и это трагически отразилось на начальном этапе Великой Отечественной войны. А полковник, не в силах сдерживать себя, кричал, что это все «чушь собачья», что это буржуазная пропаганда, и что я, как офицер Пограничных войск КГБ СССР, даже не имею права вслух произносить все то, о чем я тогда пытался ему говорить. Его трясло, он в бешенстве метался по палате, кричал, что я провокатор и возмущенно удивлялся при этом, почему меня с такими враждебными для социалистического государства взглядами до сих пор еще не вышвырнули из Пограничных войск, и почему я еще не сижу там, где врагам Советской власти и положено сидеть.

Для меня — офицера, с почтением относившемуся к старшим по возрасту и тем более — к полковнику по званию, это было так неожиданно, странно и непонятно, что я даже не знал, как мне себя дальше вести. Некоторое время я, придавленный тяжкими обвинениями в свой адрес, растерянно стоял молча, затем, сумев вклиниться в поток тех оскорблений, что несся в мой адрес, я спросил его:

— Товарищ полковник, а как же маршал Рокоссовский, генеральный конструктор наших ракет — Королев, генеральный конструктор знаменитых советских самолетов — Туполев,… Вы что, не знаете о том, что они не просто сидели, а над ними еще и жестоко издевались?..

— Раз сидели, — со злостью в голосе ответил мне полковник, — значит, было за что,… Советская власть без причин никого не сажала и нечего тебе Сталина помоями обливать.

— Но ведь им же вменялся в вину шпионаж,… — недоуменно возразил я полковнику, — как же потом им — немецким шпионам, Советская власть смогла доверить руководство фронтом, создание секретных ракет стратегического назначения и боевых самолетов?..

— Ты, капитан, тогда не жил и не знаешь, сколько врагов народа расплодилось в нашей стране в те годы, — не в силах сдерживать себя, продолжал кричать полковник, — Сталин — это мудрый политик, и вынужден был он действовать тогда так, как от него требовала сложившаяся обстановка в стране и в мире. Не забывай, капитан, что наша страна — это была единственная социалистическая страна в мире, и у нее было масса врагов, маскировавшихся и под крестьян, и под врачей, и под военных…

Я видел, что изменить устоявшееся отношение полковника к Сталину мне вряд ли удастся, но в качестве своего последнего аргумента я сказал тогда полковнику о том, что думал о Сталине Ленин.

Еще, будучи курсантом Высшего пограничного училища, мне довелось углубленно изучать работы Ленина — тогда, без законспектированных его работ курсант даже не допускался к сдаче экзаменов по такому профилирующему предмету, как История КПСС. Много пришлось мне тогда исписать бумаги и бездарно потратить на это время. Но все же кое-что из того огромного объема прочитанного тогда, мне запомнилось, и прежде всего, это так называемое «Письмо к съезду». Оно было написано Лениным еще в 1922 году, но было оглашено уже после его смерти в 1924 году, в преддверии тринадцатого съезда РКПб Н.К.Крупской.

В том письме Ленин дает Сталину жесткую характеристику, отмечает его грубость, капризность и вред, который он может причинить стране, если коммунисты допустят его к власти. В этом же письме Ленин предлагает коммунистам отстранить Сталина от руководства партией.

— Это все вранье! — с еще большей горячностью в голосе вновь начал кричать полковник. — Это все вражеская пропаганда, а ты, капитан, не понимающий этого, после того, как я выпишусь из госпиталя, вылетишь из войск как «последняя тварь»,… тебе не место в наших славных войсках Пограничных!

Услышав остервенелый, разносившийся по всему этажу госпиталя крик, в палату сбежались тогда врачи и стали успокаивать разбушевавшегося полковника, а я, выйдя из палаты какое-то время, стоял коридоре — в душе у меня тоже кипело. Спустя минуту, не в силах понять тогда, как умудренный жизнью человек, дослужившийся до полковника, может не понимать и не знать очевидных вещей, я в горячности побежал в библиотеку. В те годы, не смотря на абсолютную невостребованность, даже в самой захудалой библиотеке страны можно было без проблем найти полное собрание сочинений Ленина, и я попросил у молодой девушки — библиотекарши, сорок пятый том сочинений Ленина.