Виктор Неволин - Человек, лишённый малой родины

И вот я на борту несамоходной баржи – собственно, паузка, как их здесь называли. Днями стою на мостике шкипера и даже пытаюсь рулить, хотя обе баржонки тянет вниз пароходик – буксир паровой тяги на дровах. Я разглядываю населённые пункты по берегам Чулыма, и мне кажется, что я навсегда вырвался из лагерных сетей, как птичка из клетки. Всю дорогу я наслаждался новым состоянием, возможностью видеть новый мир, новых людей.

В Батурино нас никто не ждал, кроме брата Саши. Баржи причалили к высокому обрыву, нас выгрузили. Мы вытащили на дорогу наш сундук и на лошадке поехали с братом в посёлок, разделённый на две части – леспромхоз и судоверфь. Саша договорился с Семёном Муравьёвым, нашим знакомым ещё по участкам, который ещё недавно работал в Берёзовке пекарем, что до получения жилья мы поживём у него.

А всё жильё Муравьёвых составляло одну шестнадцатиметровую комнатушку. Кроме хозяина, здесь жила его жена Ксения и сын – подросток Пётр. А сверх того, ещё одна семья – муж и жена. И в такую тесноту Семён взял ещё троих! Сегодня и представить невозможно, какие люди были в прежнее время. Что двигало этим человеком? Никакого долга по отношению к нам у него не было, обязательств тоже никаких. Наверное, только человеческое сострадание. Мне кажется, теперь таких людей днём с огнём не найдёшь – столь широкой души и любви к человеку! Мы прожили у Муравьёвых целый месяц, и они не только ни разу не сделали нам замечания, а даже подкармливали нас.

А через месяц Саше выделили комнату в центре посёлка в одном из бараков судоверфи, и мы переехали к нему. Какая это была радость: жить в рабочем посёлке и иметь свой угол! Сделали топчаны вдоль стен. Мы с Митей спали вдвоём, а Саша и бабонька отдельно. Ей отвели угол и сделали занавеску, чтобы не мешать молиться. И так дружно зажили, как в раю! Позже к нам на квартиру попросился Митин одноклассник Костя Кривошапкин, из наших участковых ссыльных. Саша не мог ему отказать. Поставили и ему топчан.

Это был самый радостный учебный год моей юности и школьных лет жизни. Батурине по тем временам был, пожалуй, самым культурным центром во всём Асиновском районе и превосходил само Асино. Здесь заготавливали древесину и везли отсюда на сплав. Здесь же была судоверфь, где строили несамоходный деревянный речной флот.

В посёлке жило много технической интеллигенции, даже инженеры. Было две школы: средняя на судоверфи и неполная средняя в леспромхозе. Здесь работали и ссыльные, и вольнонаёмные на руководящих должностях. В режимном отношении не подчёркивалось открыто, что ты ссыльный. Отношение к нам было миролюбивое. Единственным нашим политическим ограничением, так сказать, ущемлением в правах, было то, что нас не принимали в комсомол, а в Осавиахим – только по решению собрания.

Связь Батурине с внешним миром летом была по Чулыму, а зимой по снегу, снежной дороге. И уже начали применять воздушный транспорт. «Кукурузники» возили почту и важных пассажиров. Лётчики в те годы, как «важняки», пользовались исключительным авторитетом и вниманием, особенно у женского пола.

Мне нравилась школа, несмотря на то что школьное здание было деревянным. У нас были хорошие учителя. Больше других я восхищался Юлией Александровной Гладутис, историком и нашим классным руководителем. Молодая красивая девушка, небольшого роста, пухленькая. Все в неё были влюблены.

Директором школы был немец. Жена его, тоже немка, преподавала немецкий язык. Очень требовательный учитель, на уроках она запрещала разговаривать по-русски. И если я более или менее научился говорить по-немецки, то этим обязан только ей. Наш класс был дружный, во всех делах посёлка мы участвовали все вместе. Помогали друг другу в учёбе. Вместе ходили в кино и выступали со своей самодеятельностью. Учёба в этой школе оставила самый глубокий след в моей жизни, хотя я проучился там всего один год.

В Батурине меня особенно притягивала река Чулым. Здесь она была уже большой и широкой, с многочисленными старицами и заливами. А кругом было много заболоченных озёр – удачные места для рыбалки зимой и летом. Зимний подлёдный лов собирал массу людей. А о летней рыбалке и говорить не приходится!

Вторым занятием была охота. Саша имел разрешение на ружье, доверял его мне, и я пристрастился зимой ходить на куропаток на лыжах. Их в окрестностях хватало. Однажды в морозный день я отправился на охоту один, и куропатки заманили меня своими перелётами так далеко, что на обратном пути к посёлку я совершенно выбился из сил. Выбравшись на санную дорогу, я снял лыжи, а идти не мог. И мне так сильно захотелось спать, что лёг на краю дороги и в самом деле заснул.

Проснулся оттого, что кто-то сильно толкал меня, будил, кричал. Придя в себя, увидел рядом незнакомого мужчину: «Так ты же замёрз!»

А я уже не владел ни руками, ни ногами. Тогда незнакомец принялся растирать мои руки. Заставил разуться и укутал мои ноги в снятый с себя тулуп. Оказалось, он поехал из посёлка за сеном и увидел меня на снегу. Он фактически спас мне жизнь. Жаль, что я больше никогда не встретился с ним, хотя остался благодарен до конца своих дней. До посёлка оставалась пара километров. Возчик решил вернуться и довёз меня до барака. После этого я запомнил навсегда: уставшему человеку нельзя ложиться на снег. Можешь уснуть и не проснуться.

Батуринская средняя школа, 8-й класс. Завуч Михаил Михайлович и классный руководитель Юлия Александровна Гладутис. Во втором ряду, крайняя слева, Оля; Виктор Неволин в верхнем ряду; Саша Черёмушкин в нижнем ряду. 1941 год

Батуринская школа отличалась от ключевской семилетки прежде всего другим уровнем развития учащихся. Ребятишки были лучше одеты, умыты. Многие были из образованных культурных семей. Здесь во многих отношениях был квалифицированнее преподавательский состав, хорошо поставлена внеклассная работа. Дисциплина и порядок были, как мне казалось, во всём.

В классе нас, мальчишек, рассадили по партам вместе с девочками. Моей напарницей оказалась Оля (фамилию уже запамятовал). У неё не было родителей, и жила она у своего дяди Михаила Михайловича, завуча нашей школы. Он её удочерил. Оля была на год старше меня и выглядела уже девушкой (мне так казалось). У неё были длинные и толстые косы и удивительное личико: круглая головка, пухлые щёки, большие глаза, длинные чёрные брови.

Рассказываю всё это потому, что в 1943 году мы случайно встретились с нею в Асино, где я продолжал учиться. Увиделись случайно на улице, и оба обрадовались встрече. Оля приехала в Асино в райвоенкомат, чтобы добровольцем пойти на фронт. Она уже успела выйти замуж, но мужа забрали в армию, где он погиб в конце 1942 года. Погиб на фронте и её дядя, всеми нами уважаемый Михаил Михайлович. Близких не осталось никого, и вот она тоже решила пойти на фронт.